Неестественные причины. Тайна Найтингейла
Шрифт:
На противоположной стороне комнаты стояли две стеклянные витрины, представлявшие собой небольшой музей убийств. Поскольку экспонаты дарились и завещались членами клуба на протяжении многих лет и принимались с одной и той же некритичной признательностью, они сильно разнились по интересу и, как определил Дэлглиш, по подлинности. Попыток хронологической классификации не предпринималось, таблички грешили по части точности, а размещение экспонатов свидетельствовало о стремлении к изяществу подачи, а не к соблюдению логики. Взять хотя бы фитильный дуэльный пистолет с дулом на серебряном ложе, с золочеными затворами, принадлежащий, если верить табличке, преподобному Джеймсу Хэкману, казненному в Тимбурне в 1779 году за убийство Маргарет Рэй, любовницы графа Сэндвича. Дэлглиш
6
Обвинялась в середине XIX в. в убийстве мальчика.
Плант, улыбаясь, объяснил:
– Это не мышьяк, сэр. Сэр Чарльз Уинкуорт сказал девять месяцев назад то же, что и вы: «Плант, если это мышьяк, то надо от него избавиться или по крайней мере все тут запереть». Мы взяли образец и потихоньку отправили на анализ. Оказалось, что это всего лишь бикарбонат натрия. Я не говорю, что майор Армстронг не имеет к этому отношения, и не отрицаю, что его жену убила не сода. Но данный порошок безвреден. Мы оставили его тут и ничего никому не сказали. Раз порошок в последние тридцать лет фигурировал как мышьяк, то пусть мышьяком и остается. Как сказал сэр Чарльз, если слишком тщательно приглядываться к музейным экспонатам, то у нас не останется музеев. А теперь, сэр, прошу меня извинить, мне пора в столовую. Если, конечно, вы не попросите показать вам что-нибудь еще.
Дэлглиш поблагодарил его и отпустил, но сам провел в библиотеке несколько минут. Его не отпускало иррациональное ощущение, будто совсем недавно ему где-то уже попался на глаза ключ к разгадке смерти Сетона, легкий намек, который уловило его подсознание, но упорно отверг рассудок. Такое происходило с ним не первый раз в жизни. Как любой хороший сыщик, Адам давно познакомился с этим чувством. Бывало, именно оно приводило к тому внешне интуитивному успеху, на каком отчасти зиждилась его репутация. Но чаще мимолетное впечатление не выдерживало анализа и отвергалось. Однако подсознание есть подсознание: силе оно не подвластно. Если ключ существовал, пока что он ему не давался. Тем временем бой часов над камином напомнил, что Адама ждет друг.
Камин в столовой клуба, казалось, почти погас – такой эффект вызвал косой луч осеннего солнца на столах и на ковре. Помещение было простое и удобное, предназначенное для серьезного занятия – еды. Прочные столы расставлены не тесно, цветов на них не было, льняные скатерти слепили глаза белизной. Стены были увешаны оригиналами иллюстраций Физа [7] к «Мартину Чезлвиту» – видимо, это был недавний дар кого-то из членов клуба. Дэлглиш решил, что лучше эти картинки, чем сцены старого Тайберна [8] , висевшие на этих стенах раньше, хотя комитет, приверженный былому, наверняка испытывал сожаление, меняя оформление.
7
Прозвище Х. Н. Брауна, английского художника XIX века.
8
С 1196
На обед и на ужин в клубе «Кадавр» всегда подавалось какое-то одно блюдо: миссис Плант исходила из того, что при ограниченном персонале совершенство несовместимо с разнообразием. Желающие могли довольствоваться салатом и холодным мясом, тем же, кто отвергал и их, и главное блюдо, оставалось попытать счастья в другом месте. Сегодня, согласно меню на доске объявлений клуба, голодным предлагались дыня, пудинг с говядиной и почками и лимонное суфле. В столовую уже вносили первые порции пудинга.
Макс Герни ждал Дэлглиша за угловым столиком, обсуждая с Плантом выбор вина. При виде Адама он приподнял пухлую руку в епископальном приветствии, будто одновременно с приветствием своего гостя благословлял еду. При виде его Дэлглиш обрадовался. Макс Герни неизменно вызывал у него именно это чувство, будучи человеком, чье общество очень редко оказывалось некстати. Учтивый, культурный и великодушный, он источал довольство жизнью и людьми – заразительное свойство натуры. Крупный человек, Макс Герни производил впечатление легкости, передвигался вприпрыжку, руки у него порхали, черные глаза под очками в толстой роговой оправе сияли.
– Я так рад, Адам! – воскликнул он. – Мы с Плантом пришли к выводу, что Johannisberger Auslese 1959 года будет в самый раз, если вы не предпочтете что-нибудь полегче. Терпеть не могу обсуждать вино дольше, чем это необходимо. Иначе мне начинает казаться, будто я уподобляюсь досточтимому Мартину Каррутерсу.
Герни рассказал Дэлглишу, что Сетон знал толк в винах.
– Нет, сам бедный Морис в винах не очень разбирался и был к ним равнодушен. Считал, что спиртное вредно для его сердца. Подробности он черпал из книг. Следовательно, у его Каррутерса был плачевно традиционный вкус. Отлично выглядите, Адам! Я боялся, что необходимость наблюдать за чужим расследованием выбьет вас из колеи.
Дэлглиш серьезно ответил, что пострадало не столько его здоровье, сколько гордость, хотя напряжение дает о себе знать. Обед с Максом, как обычно, должен был принести ему облегчение.
Следующие двадцать минут смерть Сетона за столом не упоминалась: для обоих все затмила еда. Но после того как подали пудинг и налили вино, Макс не вытерпел:
– Перейдем к истории с Морисом Сетоном, Адам. Признаться, весть о его гибели шокировала меня и… – он выбрал кусок говядины посочнее и присовокупил к нему гриб и половину почки, – разозлила. В нашей компании все со мной согласны. Мы против того, чтобы лишаться таким скандальным образом наших авторов.
– Однако это подстегивает продажи, – усмехнулся Дэлглиш.
– Если бы, дружище! Это распространенное заблуждение. Даже если бы смерть Сетона была рекламным трюком, что, согласитесь, предполагало бы чрезмерное усердие со стороны бедняги Мориса, она вряд ли привела бы к продаже хотя бы одного лишнего экземпляра. Пара десятков пожилых леди добавят его последнюю книгу к своему библиотечному списку, но это все же не то. Кстати, вы читали его последний опус? Называется «Чертик из горшка», посвящен отравлению мышьяком на гончарном производстве. В апреле Сетон три месяца учился гончарному делу, чтобы написать книгу. Он всегда был очень добросовестным. Но нет, вы вряд ли принадлежите к читателям детективной литературы.
– Я не изображаю знатока и кое в чем завидую книжным сыщикам, – сказал Дэлглиш. – Они производят арест и добиваются полного признания на основании улик, которых мне не хватило бы даже для получения ордера на обыск. Хотелось бы мне, чтобы настоящие убийцы так легко поддавались панике! И еще одна мелочь: книжные сыщики, похоже, не слышали о «правилах судей»…
– О, достопочтенный Мартин – безупречный джентльмен, у него многому можно научиться. У него всегда наготове уместная цитата, он умел обращаться с женщинами. При всей его респектабельности женщинам не терпится прыгнуть к нему в постель. Бедный Морис! Думаю, это то, чего недоставало в жизни ему самому.