Неестественный свет
Шрифт:
Слушая всю эту театральную болтовню, Элпью ясно рисовала себе человека, которого Бо называл Подлецом.
— А та вспышка гнева? Фрай потом раскаялся?
— Вот уж ничуть не бывало. — Актер убрал со щеки выбившуюся из парика прядь. — Нет, он лишь улыбнулся этой своей гаденькой улыбкой, собрал вещи и сказал нам, чтобы мы «продолжали пыжиться и дальше», а что, мол, у него есть другое предложение.
— И какое же?
— Поначалу мы все думали, что он, должно быть, присоединился к этим обывателям из «Друри-Лейн» — третьеразрядная компания, да и то с натяжкой, там одни акробаты, дрессированные
— Да? — Наконец мы подходим к делу, подумала Элпью. — А кто же была та дама? Он назвал ее?
— Какая-то элегантная особа, живущая в деревне, как он сказал. — На лице актера появилось более глумливое, чем раньше, выражение. — Хотя я бы не поверил ни одному слову этого человека.
— А женщина? — Элпью была озабочена тем, чтобы не отклониться от темы. — Чего она от него хотела?
— Чтоб он прислуживал, руководил слугами? — пожал плечами актер. — Кто знает? Послушать его похвальбу, так можно было подумать, будто он ее платный любовник.
— А такого не может быть?
— Откуда я знаю, милочка? Вряд ли он стал бы обсуждать свою интимную жизнь с бывшей любовницей, а?
— А эта дама, которая платила Джеку Фраю… он сказал той девушке, где она живет?
— Сказал. Подходящее местечко для якобы актера… — Лизнув палец, он пригладил бровь.
— Да? — Элпью с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на этого человека и в буквальном смысле слова не вытрясти из него нужные сведения. — И где же это?
— В Актоне! В Актоне! — Актер широко улыбнулся. — Вы поняли? Актон. Он по-прежнему может говорить, что акто-орствует.
Элпью подыграла, тоже рассмеявшись.
— А он был хорошим актером?
— Это он так думал. Больше никто его мнения не разделял. Хотя он обладал неким je ne sais quoi.
— Прошу прощения?
— У него была сценическая внешность, но какого-то зловещего типа, — проворчал актер. — Он был бы восхитителен в этих вульгарных, грубых произведениях господина Шекспира — многословного деревенщины прошлого века, но в утонченных и элегантных пьесах, которыми отличается эта страна сейчас, проку от него не было. Да. Я вижу его в роли драчливого солдата в «Генрихе Пятом», чудовища, подобного Калибану, или даже вспыльчивого дворянина, скажем, Готспера в «Генрихе Четвертом». Но играть благородных повес и щеголей, выходящих из-под пера современных знаменитых авторов, Джек Фрай не мог. Нет, не мог.
Собеседники некоторое время посидели в молчании.
Часы пробили полчаса. Вскочив, актер схватил темно-коричневый плащ.
— Уже столько времени? Я опоздал. — Отработанным движением он набросил плащ на плечи. — Но лучше всего я представляю Джека Фрая в этой отвратительной пьеске «История короля Ричарда Третьего».
Элпью поднялась и живо обогнула кровать. Очень скоро Пигаль будет ждать ее дома. Придется всю дорогу бежать.
— В роли короля?
— Нет-нет. —
Глава десятая
Измельчение
Разделение вещества на мельчайшие частицы.
Всю дорогу до Гайд-парк-корнер графиня и герцогиня напряженно молчали.
— Как твой муж, хогошо себя чувствует?
— Питер, почему ты не называешь его Питером? Тебе же известно его имя, — отрывисто бросила графиня.
Снова воцарилось молчание. Когда карета повернула на Джермен-стрит, Пигаль снова попыталась помириться.
— Глупо было пытаться сманить эттого мальчика. Ты пгава. — Она повернулась к подруге. — Эшби, догогая, пгости меня. Пгиводи сегодня Питега ко мне на ужин. Нас будет как газ четвего — сыггаем в кагты.
Графиня слегка надула губы.
— Кто будет готовить и играть четвертым, Олимпия? Разве ты забыла, что Азиз тебя покинул? Как и все твои слуги.
Пигаль ущипнула подругу за локоть.
— Но тепегь у меня есть Элпью.
— Элпью! — У графини отвисла челюсть, а глаза чуть не вылезли из орбит. — Ах, вот в чем дело! — Графиня раздула щеки, как рыба жабры, и сжала губы в тонюсенькую полоску. — Женщина, которая таскала меня по грязи и болотам, чтобы украсть арапчонка у бедной, одинокой, живущей в деревне женщины, недолго думая украдет у меня и мою дорогую милую Элпью. — Она была готова расплакаться. — Элпью мне как родное дитя.
Карета, дернувшись, остановилась. Графиня распахнула дверь и шагнула наружу. Забыв, что на ней все еще башмаки Пигаль на толстой подошве, она упала ничком. Пигаль выскочила, чтобы помочь ей подняться, но графиня, едва встав на ноги, развернулась и со всего маху хлестнула герцогиню по густо напудренной щеке.
— Ты мне не подруга! — рявкнула она. — Мне повезло, что человек, которому я действительно не безразлична, сумел снова найти меня после долгих и ужасных лет разлуки.
В этот момент на улице показались сэр Питер и Годфри.
— Питер, дорогой. — Графиня встала в позу, какую в театре принимают для сцен мольбы. — Прошу, любимый, спаси меня от этой вороватой лесбиянки!
— Пигаль, старая перечница, как, черт побери, твои дела? — Сэр Питер ухмыльнулся Пигаль, целуя жену в щеку. — Почему бы тебе не присоединиться к нам? Годфри разожжет огонь в салоне, мы могли бы сыграть партию-другую в бассет.
Пигаль стала извиняться — у нее дела, надо покормить птиц.
— Прости, Пигаль, старушка. Сегодня никакие отговорки не принимаются. Слишком давно я тебя не видел.
Герцогиня посмотрела на подругу, которая застенчиво суетилась вокруг мужа. Опасаясь за разум своей Эшби, Пигаль уступила.
— Но сначала я должна привести Элпью. Она временно живет у меня… — Пигаль сделала глубокий вдох. — Чтобы дать голубкам немного побыть вдвоем.
Полчаса спустя Пигаль вместе с Элпью прибыла в дом графини. Компания уселась вокруг складного карточного столика. Годфри распечатал четыре новые колоды карт и сдал. Графиня, все еще негодуя на Элпью и Пигаль, раскладывала свои карты в угрюмом молчании.