Нефелим
Шрифт:
Люся стояла в ступоре, а я подумала:
– Да улыбнись же, улыбнись!
Она никак не отреагировала, тогда я попыталась сама. Это оказалось невероятно трудным делом, гораздо более трудным, чем вскочить с кровати или сдернуть резинку с волос. Наверное, улыбаться может только хозяин тела. Кое-как подтянув уголки губ кверху, я успокаивающе, как могла ласково, произнесла:
– Нет, Сереж, никакого праздника.
Он еще внимательнее на нас посмотрел, явно заинтригованный. Откуда-то справа вышла пожилая худощавая женщина
– Людмила, сегодня утром я опять нашла волос в умывальнике. Потрудись быть аккуратнее.
Я почувствовала страшную усталость и опустошение – казалось, эта женщина одним своим появлением высосала всю радость жизни Люси, которая молчала и вслух и про себя. Я распрямила ее опустившиеся плечи, развернулась к карге и нарочито вежливо ответила:
– И вам тоже доброго утра! Потружусь.
Карга удивленно двинула бровями и прищурилась – явно приняла вызов. Люся устало шепнула:
«Это не просто карга, а моя свекровь, Зинаида Карловна.»
Ах вон оно что! Ну что ж, посмотрим. Я думала, что Люся наконец присядет позавтракать, но она вдруг повернула не к столу, а в противоположную сторону. Ее сердце забилось чаще и сжалось от щемящей нежности, да так, что я оторопела – еще никогда в жизни я не испытывала чувства подобной силы…
В инвалидной коляске, освещенная лучами утреннего солнца сидела маленькая девочка. Примерно шести – семи лет, в легком белом платьице, с тоненькими очень бледными ручками и ножками. Пшеничные папины локоны и синие опушенные темными ресницами глаза дополняли образ маленького ангела. Еле сдерживая стоящие в глазах слезы, Люся присела перед коляской.
– Доброе утро, Раечка! Как спалось? Тебе нравится солнышко? Смотри, оно заглядывает прямо к нам в окошко, чтобы согреть твои ручки – Люся взяла холодные пальчики малышки и поднесла их к губам. Девочка никак не отреагировала и продолжала смотреть в окно. Я чувствовала, что меня вместе с Люсей накрывает такая волна горя и отчаяния, что стало страшно. Казалось, все счастье мира сосредоточено в этих маленьких ручках, на них капали горячие слезы Люси, но они все равно оставались холодными. Я чувствовала, что Люся не может дышать, что сейчас она разрыдается, и мысленно прошептала:
– Люсенька, милая, дыши глубже. Медленный протяжный вдох, еще… и еще…
Люся послушно подышала и немного пришла в себя. Еще раз поцеловав ручки девочки, она отошла к столу. Сергей уже куда-то вышел и карга явно приободрилась.
– Сегодня кто-то целых сорок минут сидел в ванной, забыв, что в этом доме живут люди!
Настроение у меня после перенесенных эмоций было ни к черту, Люся вообще обессиленно притихла, так что я решила ответить за нее:
– И этот кто-то, судя по построению предложения, к людям не относится?
Старая карга вскинула подбородок и развернула знамена:
– Этот кто-то – грязная шалава, пользующаяся наивной влюбленностью доверчивых мальчишек!
Я
– А можно хотя бы при ребенке яд не испускать?
– Она все равно ничего не понимает! От худого семени не жди доброго племени!
Где-то внутри меня пыталась образумить Люся, напоминая о том, что я обещала не вмешиваться в ее жизнь, но меня уже несло как по кочкам:
– Ах ты, старая оглобля! Да это же твоя внучка!
– Это еще спорный вопрос! Вон у Настасьи – мой внук, а это – приблуда! А вот тебе за оглоблю, неряшливая корова!
Из наших общих с Люсей глаз фонтаном брызнули слезы, а карга подошла и отвесила нам сочную оплеуху. Вдруг откуда-то из комнат прискакал крупный черный котяра и, запрыгнув на стол, злобно зашипел на старуху. Очень красивый, с блестящей смоляной шерстью и ярко-зелеными глазами, он выглядел потрясающе – плотно прижатые уши, сморщенный нос, расширенные зрачки, немалые клыки и угрожающе поднятая лапа с выпущенными когтями. Прямо как пантера в миниатюре. Карга раскричалась:
– Это еще что? Сережик! Убери эту тварь отсюда!
На ее вопли из недр дома выскочил Сергей и угрожающе топнул на кота, срывающимся голосом его прогоняя:
– А ну брысь отсюда!
Кот и не думал уходить, но перестал скалиться и шипеть, прижался к столу и настороженно поглядывал на Сергея. Тот растерянно осмотрел нас и спросил:
– Откуда он тут взялся?
И я вдруг поняла, почему он убежал в комнаты, хотя и слышал нашу ругань с матерью. Его глаза были красны от слез – он расплакался, когда Люся подходила к девочке. Мое, а вернее, Люсино сердце дрогнуло от жалости и нежности. Карга холодно ответила:
– Эта тварь защищала твою женушку. Оно и понятно – у ведьмы и должен быть черный кот. Убери его отсюда, сынок.
Сергей изловчился и схватив кота за шкирку, собрался его куда-то нести. Кот же принял самый что ни на есть смиренный вид и покорно висел, как плюшевая игрушка. Вдруг в наступившей тишине раздался тихий голос:
– Папа!
Мы все обернулись на звук – мое маленькое золотце, моя солнечная малышка смотрела на Сергея и протягивала к нему руки. От переполняющей душу нежности я назвала ее именно так, ведь я чувствовала то же, что и хозяйка тела. Люсино сердце подпрыгнуло от оглушающего счастья, а мысли заметались, как испуганные бабочки:
– Она говорит! Боже мой, она говорит!
А девочка, не обращая внимания на всеобщий шок, еще выразительнее протянула ручки и сказала:
– Дай!
Стоявшая до этих пор с открытым ртом карга пришла в себя:
– Сергей, не вздумай! Он может ее оцарапать! Да и вообще, наверняка на нем кишмя кишат блохи и глисты и всякая зараза!
Но Сергей, не обращая ни на кого внимания, нес кота дочери. Подойдя, он усадил животное на худенькие коленки малышки, а кот вальяжно разлегся, ткнулся носом в руку ребенка и утробно замурлыкал.