Нефтяная бомба
Шрифт:
Народа собралось достаточно, я был в первых рядах. Гвардейцы подогнали машину прямо к импровизированной трибуне, генерал Рафикат сделал несколько шагов по ступенькам и оказался на трибуне, сурово блестя очками. Что-то сказал одному из холуев, и тот помчался к трофеям. Второй протянул мегафон…
– Мужчины! Воины! – хрипло крикнул генерал Рафикат. – Я один из вас! Я бедуин! Помните ли вы меня?!
Он и в самом деле был бедуином. Правда, только наполовину, а здесь
– Я пришел, чтобы выразить восхищение храбрыми воинами, которые остановили злобного и коварного врага и не дали ему скрыться!
И снова – сдержанный шум. Я могу сказать, что думают сейчас бедуины – они не за и не против. Пока они ждут…
– Вы хотите знать правду! Правда в том, что все мы – сыновья этой земли, и все хотим ей добра, хотим процветания нашего народа! Десять лет прошло с тех пор, как мы разбили и выгнали американских солдат, это верблюжье отродье, этих сыновей псов и шакалов со своей земли! Это сделали мы, мужчины и воины!
На сей раз толпа согласно взревела. Уход отсюда американцев – хотя они не были разбиты в бою, они просто поняли, что, пока они тут, они мишени, – с каждым годом представляется иракцам все более и более блестящей победой. И верно, скоро это станет аналогом нашего Девятого мая. Нельзя сказать, что оснований нет совсем. Американцы были настолько уверены в своей скорой победе, что у них даже не было желания договариваться с кем-то из местных, они пришли сюда всерьез и надолго. А через три года генерал Дэвид Петреус сидел за одним столом с шейхами самых отмороженных племен и спрашивал, сколько им надо платить за то, чтобы их мужчины перестали зарабатывать подкладыванием бомб на дороге и ночными обстрелами американских баз. Он даже не понимал, что в этот момент его просто презирали: если бы он, как Саддам, открыл огонь химическими снарядами по непокорным селениям или приказал вбить кому-нибудь в голову гвоздь, его бы ненавидели, но в то же время и уважали. А через шесть лет американцы тихо и незаметно ушли в Кувейт по той же дороге, по которой пришли, имея в своем багаже пять тысяч убитых, тридцать тысяч раненых и искалеченных, затраты, сопоставимые с годовым бюджетом своей страны, вновь приобретенного смертельного врага и полное разочарование в себе самих и своей возможности строить будущее. Надо знать американцев, чтобы понимать, как тяжело психологически им воспринимать то, что будущим они не управляют и построить его не могут. Просто потому, что банды козопасов оказались сильнее их. Вот и все. А вот мы здесь надолго. И многие,
Тем временем генерал Рафикат насупился, поднял над головой тубус «Стингера». Так, со стреляным тубусом в руках, и продолжил:
– Но есть подонки и негодяи, которые продают свою страну! Есть те, кто продал свою страну за пачку денег и чужой паспорт! И они среди нас!
Раздался ропот.
– Смотрите! На этой трубе – американские буквы! Американские собаки дали это оружие предателям для того, чтобы они убивали им нас! Не найдя способа убить нас в честном бою, американские собаки и жиды решили стравить нас друг с другом!
Снова ропот, кое-где и согласные крики.
– Я предупреждаю всех, кто имеет дела с американцами и жидами, что за такое преступление положена суровая кара! Тот, кто будет стрелять в солдат, будет убит, его дом будет взорван, а его семья изгнана из страны! Тот, кто будет иметь дело с жидами, клянусь Аллахом, будет повешен как собака, его дом будет взорван, а всю его семью и весь его род также постигнет кара!
Неплохо. Американцы вдруг превратились в жидов. То бишь евреев, которые тут все равно что сатана. Определенно иракцы начинают учиться…
– Тот, кто берет в руки американское оружие, чтобы убивать правоверных, продает не только свою страну! Он продает ислам, предает Аллаха Всевышнего и становится одним из кяфиров!
Кто-то тронул меня за рукав – оказалось, Павел Константинович. Осунувшийся от недосыпа, в арабской клетчатой куфие…
– Поехали, нечего тут делать…
Стараясь не привлекать внимания, мы выбрались из толпы – уходить во время выступления крайне невежливо, но я стоял на самом краю, не заметили. На углу, подальше от заведенной толпы, стоял «Ландкруизер» с заведенным двигателем. Мы забрались в машину, я тут же открыл холодильник, нашел, что искал, – банку «Ред Булла», энергетика. Открыл и присосался, а то сейчас свалюсь…
– В город, Вова… – приказал шеф.
Внедорожник тронулся, переваривая своей подвеской неровности улиц приграничного иракского городка. Выбрались на дорогу, промчавшись мимо блокпоста гвардии. Там тоже снимались. Город. Кое-где в другом месте – тоже был только один Город. Его так и называли в разговорах: Город. Город Грозный…
– Прямо как там все, – словно угадывая мои мысли, сказал шеф. – Как туда вернулся.
Мы уже выскочили на федеральную трассу, шофер втопил под сто шестьдесят. Мимо гудящей полосой неслась чужая страна…