Негаданное счастье

Лукьянова Наталья Гераниновна

– Виктория Михайловна, я пришел сказать вам огромное спасибо за то, что вы сделали для банка.

Для Балканского не стоило особого труда произнести нужные слова, он был уверен, что заведующая архивом расплывется в благодарности и будет счастлива. Как же, сам фараон-солнце спустился с небес. Он не получал удовольствия от всеобщего подобострастия, но давно к этому привык.

Его поразила реакция этой далеко не молодой женщины. Она, в отличие от его многочисленных подчиненных, не стала из себя ничего изображать. Улыбнулась просто, с какой-то щемящей грустинкой, при этом на левой щеке обозначилась милая ямочка, и сказала тихое спасибо. Что-то смущало Балканского. Возникло подспудно ощущение, что они встречались где-то

в другой жизни. Давно, когда мир был простой, ясный и предсказуемый. Когда он был счастлив. Что-то знакомое было в этом милом, ясном лице, в разрезе глаз, манере говорить и смотреть, в естественном, ненаигранном спокойствии. Он, как руководитель, сделал все возможное, ему больше не было нужды оставаться здесь, но Балканский поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить из этого маленького кабинета.

– Кофе не угостите? – неожиданно для себя спросил он.

– Да-да, конечно, – торопливее, чем нужно, ответила ошарашенная неожиданным появлением президента Виктория Михайловна.

Она вышла из кабинета походкой куклы, у которой заело механизм, закрыла аккуратно дверь и обессиленно оперлась о стену. Постояла секунду, приходя в себя, и отправилась на кухню. Щелкнула кнопкой чайника, нашла чашки. Вот тебе и казус. Сколько раз она представляла себе встречу с этим человеком, фантазировала, придумывала разные варианты, а как все повернулось. В самых смелых мечтаниях она не могла себе представить, что Балканский собственной персоной появится в ее скромном кабинете да еще попросит напоить его кофе. Господи, она же не знает, какой кофе он предпочитает. С сахаром, без сахара, с молоком, без молока, растворимый? А чего так волноваться? Ничего на самом деле не происходит. Начальник пришел выразить благодарность, это его хорошо характеризует. Воспитывали мальчика правильно. Ведь если разобраться по большому счету, она оказала ему неоценимую услугу. Это нормальная реакция. Так себя ведут все цивилизованные люди. Отчего же безмятежное сердце колотится как сумасшедшее? Не надо преувеличивать внимания господина Балканского к собственной персоне и выдумывать всякие глупости. Во-первых, она пережила нешуточное потрясение. Одно укрощение огнетушителя чего стоило, во-вторых, у нее была бессонная и не самая лучшая в жизни ночь. Он кофе попросил, потому что захотел, а не потому что сражен неземной красотой и стремится наладить неформальные, так сказать, отношения.

– Виктория Михайловна, – помешивая горячий кофе, задумчиво спросил Балканский, – мы с вами нигде раньше не встречались? – И бросил на подчиненную колючий и внимательный взгляд.

– Нет, – чересчур поспешно и слишком горячо отозвалась Виктория Михайловна.

– А у меня стойкое ощущение, что я вас где-то видел. – Президент смотрел очень пристально и внимательно, не отводя глаз, словно искал ответ на мучительный вопрос. Виктория Михайловна внутренне съежилась. Уж больно строг. Она врать не умеет. Лучше отвести глаза, чтобы не сорваться.

– Да господь с вами, Геннадий Николаевич. Где вы могли меня видеть. У нас с вами слишком разное общественное положение. Вряд ли наши пути когда-нибудь пересекались. – Виктория Михайловна еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. Она мысленно примеривала президенту ватные брови и бороду. Получалось очень смешно. Интересно, с чего ему в голову взбрела мысль изображать из себя Деда Мороза в ночь тридцать первого декабря и разносить детишкам подарки? Волнение ее улетучилось. Балканский ее не помнил, и это очень хорошо. Ее все устраивало. Увольнение ей точно не грозило, а это значило, что все ее опасения напрасны.

– Спасибо за кофе, Виктория Михайловна, мне пора, – проговорил Геннадий Николаевич. В словах не было ничего необычного, но прозвучали они недовольно.

– Вы даже кофе не попробовали, – растерялась Виктория Михайловна.

– В следующий раз. Не забудьте, пожалуйста, зайти в отдел

кадров за приказом. – Балканский поднялся.

– За каким приказом? – У Виктории Михайловны екнуло сердце.

– Поощрительным, конечно. Чего вы так испугались? – Балканский улыбнулся.

– Да, да, конечно. Спасибо.

– Вам спасибо. Вы молодчина и очень отважная женщина. Честно признайтесь, было страшно?

– Очень, – искренне ответила Виктория Михайловна.

– Я так примерно и думал. Не провожайте. До свидания. – Балканский протянул руку.

Виктория Михайловна оторопела, но быстро пришла в себя. Правильно, она для него не женщина, а коллега. Вполне естественный жест. Она протянула правую руку навстречу, почему-то очень хотелось зажмуриться. Ее ладошка утонула в огромной ручище Геннадия Николаевича. Он осторожно потряс ее пальчики, отпустил, резко повернулся и направился к выходу.

– До свидания, всего хорошего. – Слова Виктории Михайловны были адресованы спине президента, потому что он сам уже почти скрылся за дверью.

Виктория Михайловна не могла прийти в себя очень долго. Чудеса, да и только. Сам президент не побрезговал выразить благодарность. Но это еще полбеды. Она теперь не сомневалась, что именно Геннадий Николаевич ввалился пьяным в ее прихожую в новогоднюю ночь. Ситуация была настолько странная и запутанная, что объяснить происходящее она не могла. И еще она знала одно: никогда в жизни она не испытывала такого необъяснимого волнения при виде мужчины. Да что там при виде. Если быть честной, в последние месяцы не проходило и дня, чтобы она не думала о нем. Только не хватало на старости лет влюбиться. Стыдобища.

Глава 9

Геннадий Николаевич Балканский, по общепринятым меркам, был настоящим баловнем судьбы. Ему повезло родиться в прекрасной семье, где царили взаимная любовь и полное взаимопонимание. Ко всему прочему, папа состоял на государственной службе и являлся крупным номенклатурным работником, что определяло прочный семейный достаток и жизненные привилегии. Мама Геночке досталась тоже непростая. Она была продолжательницей знаменитой актерской династии и блистала как драматическая актриса. Для маленького Гены было совершенно естественно общаться с людьми интересными и знаменитыми на всю страну, которых его сверстники видели только в кино, на обложках журналов или на телевизионных экранах.

Он был единственным и любимым ребенком в семье. Это, вопреки общепризнанному мнению, нисколько не испортило мальчика. Он прекрасно учился, гонял футбольный мяч, немного хулиганил и не чувствовал себя особенным. Время летело быстро, мальчик вырос. В отличие от многих сверстников он твердо знал, что его интересует. У него не было проблем с выбором профессии. С восьмого класса он начал серьезно увлекаться авиамоделизмом. Гена имел возможность поступить в любой вуз. Это была не проблема. Один папин звонок – и его принял бы в объятия любой, самый престижный институт столицы. Но Гена выбрал путь самостоятельно. Он отнес документы в Московский авиационный институт и прекрасно сдал вступительные экзамены. Учеба его не разочаровала. Студенческая жизнь была яркой, увлекательной. Он носил фамилию отца, и никто из его сокурсников не подозревал, что его мама знаменитость.

Потом пришла любовь, первая, настоящая, на всю жизнь. Они учились с Леночкой в одном институте, а познакомились на картошке. Поженились на четвертом курсе. Защищала Ленка диплом уже с огромным животом. Живот и впрямь был нереальным. Геннадий никак не мог постичь природу этого волшебства. Прикладывал с трепетом голову к животу жены и шептал: «Футболист будет». На что Леночка неизменно и уверенно отвечала: «Девочка». Не угадал никто. Родилась двойня. Два замечательных орущих розовых карапуза. Девочка и мальчик. Прохор и Маруся. Как же он был тогда счастлив! Он не допускал ни малейшей мысли, что может быть иначе.