Негасимое пламя
Шрифт:
Он устал и был расстроен тем, как держалась с ним в последнее время Джан. Интересно, встретит ли она его сухо брошенным «Привет!» и равнодушным взглядом или небрежно чмокнет в щеку и рассмеется воркующим смешком, каким иногда еще пыталась удержать его.
От тлеющих сухих листьев, которые садовник сгреб в маленькие кучки, тянулись синеватые дымки, обволакивая стволы деревьев.
Дэвид остановился, пораженный мимолетной красотой этих окутанных дымом, залитых солнцем желтых деревьев.
И вдруг с удивлением услышал свое имя, произнесенное пожилой женщиной, которая сидела на скамейке неподалеку от дорожки.
Он подошел
— Подумать только, мисс Пиккет! — воскликнул он, с удовольствием узнав сухощавую фигуру и некрасивое лицо бывшей своей союзницы по «Диспетч».
— Теперь уже не мисс Пиккет, — живо откликнулась она. — Миссис Уильям Ли-Бересфорд.
— Простите, ради бога. — Глаза и улыбка Дэвида выразили извинение. — Я что-то слышал, хотя последнее время совсем не читаю светской хроники.
— Я так и думала. — Она подвинулась, освобождая ему возле себя место, и продолжала резким сухим голосом, столь памятным ему голосом Мисс Колючки: — Газеты ведь подняли по этому поводу целую шумиху. Роман века. Биллу стукнуло восемьдесят, когда мы поженились. Да и мне примерно столько же. Но мы плевали на них и были очень счастливы.
Она вздохнула, уйдя в воспоминания о минувшем счастье.
— Были? — переспросил Дэвид.
— Он умер год назад, — ответила она, стряхивая тягостные воспоминания. — А без него мне жизнь не в жизнь.
Тронутый силой ее горя, Дэвид не мог вымолвить ни слова. Он смотрел на хлебные и апельсиновые корки, разбросанные по зеленой лужайке играющими неподалеку детьми. Он глядел, как чистят о траву свои яркие, цвета апельсиновых корок, клювики черные дрозды, словно эти предметы, попадая в поле его зрения, могли помочь ему найти участливые слова но поводу ее скорби. Он понимал, что в его молчании больше сочувствия, чем в любых словах.
Очевидно утешенная его молчанием, м-с Ли-Берес-форд продолжала:
— Чего не знали сплетники, так это того, что мы с Биллом еще смолоду были любовниками. Когда он принял назначение на пост корреспондента агентства Рейтер в одном из городов Дальнего Востока и уехал, мы на годы потеряли друг друга из виду. Он женился, а я так больше никогда никого и не полюбила.
Тихая печаль смягчила резкость голоса, глубокие морщины разгладились и исчезли с поблекшего лица.
— После смерти жены Билл вернулся в Австралию. Мы снова встретились, — сказала она, развеселившись: уж очень забавным представилось ей создавшееся положение. — Он — пожилой человек, с брюшком, на голове черный берет, прихрамывает, опираясь на трость: эдакий поживший и много на своем веку повидавший человек с налетом богемистости. И я — неприметная старая дева, страдающая артритом, но весьма подвижная. На прогулках мы выглядели весьма комичной парой… У Билла была подагра и больное сердце; он с удовольствием приезжал и подолгу жил в моем коттедже в Блэк-Рок. Мы оба томились одиночеством, вот и решили провести остаток своих дней вместе.
Дэвид понял, что она рассказывает ему обо всем этом в память их былой дружбы. Для нее было облегчением поговорить с ним спокойно и откровенно. Мечтательная улыбка играла на ее губах, словно она воскрешала в памяти давно виденный сон.
— Бересфорд! Да как же мне не помнить Ли-Бере-форда! — воскликнул Дэвид — его вдруг осенило воспоминание о телеграммах и репортажах, производивших сенсацию в дни его молодости. — Великий журналист!
— Великий, ведь правда? — горячо сказала м-с
— Да, но… — Дэвид колебался, не решаясь сознаться, что не читал ее романов.
Миссис Бересфорд догадалась об этом и, чтобы избавить его от извинений, принялась торопливо объяснять:
— Они ведь отнюдь не были бестселлерами, однако вполне «читабельны», по отзывам критиков. Когда критики называют роман «читабельным», — добавила она с былой своей язвительностью, — это, на мой взгляд, свидетельствует об их скудном словарном запасе и слабых критических способностях. Раз книга напечатана, значит, она «читабельна», пусть даже она так же невразумительна и многословна, как проза Фолкнера.
— Совершенно верно. — Дэвиду доставило удовольствие согласиться с ней.
— Билл, помню, говорил. — Она снова обратилась к воспоминаниям, нахлынувшим на нее. — «Если хочешь быть популярной, дорогая, пиши о пьяницах, проститутках, слабоумных и развратниках, вставляй там и сям по нескольку недозволенных слов, не премини описать естественные отправления своего героя и героини в добавление к их радостям и огорчениям». Нет уж, — сказала я ему, — у меня нет никакого желания писать об этом. Меня интересуют обыкновенные простые люди, смешное и героическое в их повседневной жизни. Мне не нравится запах дерьма и мочи. И почему это я обязана употреблять слова, от которых разит за версту? Вонючие слова, вот как я их называю. Да, конечно, я, может, чрезмерно щепетильна, но меня с души воротит от модной сейчас тенденции щекотать похотливые инстинкты.
— Пьянство, проституция, половые извращения и глупость стали неотъемлемой частью современной жизни, — возразил Дэвид.
— Частью, но не самой главной, — стояла на своем м-с Ли-Бересфорд. — В распоряжении писателя целая гамма проявлении человеческого характера: сила духа, смелость, стремление к счастью, к здоровой жизни. История тому подтверждение.
— Тут я полностью с вамп согласен, — поддержал ее Дэвид. — Невзирая на жестокость всякого рода инквизиций, на войны, стихийные бедствия, на все неудачи и поражения, отбрасывавшие нас назад, человечество упорно движется вперед к более высоким стадиям развития.
Перемена, происшедшая с ним с тех нор, как они виделись последний раз, печальная сосредоточенность лица возбудили ее любопытство.
— Мне говорили, что вы переметнулись к коммунистам, — Голос ее прозвучал жестко, глаза внимательно всматривались в пего, словно ища подтверждения слухам.
— Чепуха, — ответил Дэвид. — Я, правда, вложил немало усилий в дело борьбы за мир, а эта честь обычно приписывается коммунистам. Но кто сказал вам это?
— Клод Мойл, раз уж вы хотите знать. Он вернулся из своего вояжа в Европу и заходил ко мне поговорить относительно публикации в «Диспетч» мемуаров Билла.