Неглубокая могила

Симмонс Дэн

Курц поднял взгляд. Он был покрыт коркой грязи и собственной крови; его так сильно трясло от холода, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы говорить отчетливо:

– М-м-может быть, это н-н-не Сэмми.

– Что ты несешь, мать твою? Сколько жмуриков ты здесь закопал?

– А м-м-может быть, это он, – клацая зубами, произнес Курц.

Не спрашивая разрешения, он опустился ниже и принялся отдирать полиэтилен с того, что осталось от лица.

Двенадцать лет не пощадили Сэмми: от глаз ничего не осталось, кожа и мышцы превратились

в почерневший пергамент, губы провалились, обнажая зубы, а рот, там где был язык, был наполнен замерзшими червями. Но все же Курц его узнал, так что, можно было предположить, Мэнни тоже узнал своего брата. Левой рукой Курц продолжал отдирать черный полиэтилен от черепа, а его правая рука тем временем скользнула ниже, отрывая разложившийся пластик от груди.

– Достаточно, мать твою, – сказал Мэнни Левин. Шагнув вперед, он поднял «рюгер». – Что там еще, мать твою?

– Деньги, – произнес Курц.

Указательный палец Левина по-прежнему оставался на спусковом крючке, но коротышка, чуть опустив револьвер, нагнулся, заглядывая в могилу.

Правая рука Курца уже нащупала и раскрыла голубой стальной чемоданчик, который он двенадцать лет назад оставил на груди Сэмми. Осторожно развернув промасленную ветошь, он большим пальцем щелкнул рычажком предохранителя и пять раз нажал на спусковой крючок своей старой «беретты».

Револьвер выстрелил пять раз.

Мэнни Левин отшатнулся, «рюгер» и «тейзер» отлетели в темноту, и карлик повалился на землю. Фонарик у него на голове осветил покрывало замерзших листьев. В холодном воздухе закружились гусиные перья.

Сжимая в руке завернутую в ветошь «беретту», Курц схватил лопатку и подполз к Левину.

Один раз он промахнулся, но две девятимиллиметровые пули пробили коротышке грудь, одна попала в горло, а еще одна вошла Левину под левую скулу и, выходя из черепа, по пути снесла пол-уха.

В широко раскрытых глазках карлика застыло изумление. Он попытался заговорить, захлебываясь кровью.

– Да, я тоже удивлен, – сказал Курц.

Подпитанный приливом адреналина, на что он и рассчитывал, Курц прикончил Левина лопаткой, после чего обшарил его нагрудные карманы. Отлично. Сотовый телефон в кармане рубашки не был задет.

Трясясь от холода, Курц собрал все силы, чтобы набрать номер телефона, который выучил наизусть еще в Аттике.

– Алло? Алло? – Голос Рейчел был звонким, чистым, спокойным – и прекрасным.

Разорвав соединение, Курц позвонил Арлене домой.

– Джо, – сказала она, – ты где? Сегодня у нас в конторе произошло такое…

– С тобой все в п-п-порядке? – с трудом выдавил Курц.

– Да, но…

– В таком случае заткнись и слушай. Приезжай за мной в Уорсоу, к заправке у развилки, и как можно быстрее.

– В Уорсоу? Тот городок на шоссе номер двадцать? Зачем…

– Захвати с собой одеяло, аптечку первой помощи и иголку с ниткой. И поторопись.

Курц окончил разговор.

Ему пришлось целую минуту обшаривать труп, чтобы найти ключи от наручников и кандалов и ключ

от машины. Окровавленный и продырявленный пуховик оказался Курцу слишком мал – он с трудом смог натянуть его на себя, а о том, чтобы застегнуться, не могло быть и речи. Курц бросил Мэнни Левина, «рюгер», сотовый телефон, рюкзак, шоковый пистолет и свою «беретту», вернувшуюся в стальной чемоданчик, в неглубокую могилу к Сэмми, и принялся засыпать траншею мерзлой землей.

У него на голове горела шахтерская лампа.

ГЛАВА 45

Арлена свернула на закрытую пустынную заправку через сорок минут после звонка Курца. Уорсоу, крошечный городок у развилки, крепко спал, погруженный в темноту. Арлена ожидала увидеть «Вольво» Джо, но на заправке стоял лишь большой темный «Линкольн Таун кар».

Джо Курц выбрался из «Линкольна» с зажигалкой в руке, несколько мгновений поколдовал у бензобака, после чего направился к «Бьюику», держась в свете фар. Он был совершенно голый, окровавленный, перепачканный грязью и заметно хромал. Справа на лбу свисал кусок оторванной кожи, один глаз заплыл.

Арлена начала было вылезать из «Бьюика», но в это мгновение «Линкольн» у Курца за спиной взорвался и вспыхнул ярким пламенем. Курц даже не оглянулся.

Открыв переднюю правую дверь «Бьюика», он бросил:

– Одеяло.

– Что? – переспросила Арлена, в ужасе уставившись на него.

В освещенном салоне «Бьюика» Курц выглядел еще более жутко, чем в свете фар.

Курц указал на сиденье.

– Расстели одеяло. Не хочу ничего испачкать кровью.

Арлена развернула красный шерстяной плед, схваченный на бегу с дивана на кухне, и Курц тяжело рухнул на сиденье.

– Поехали, – сказал он, включая на максимум обогреватель машины.

Когда они отъехали от Уорсоу приблизительно на милю – отблески от горящей машины все еще окрашивали в оранжевый цвет зеркала заднего вида, – Арлена предложила:

– Надо отвезти тебя в больницу.

Курц покачал головой, мотнув при этом клоком оторванной кожи с волосами.

– На самом деле все не так страшно, как кажется. Мы зашьем рану, когда приедем к тебе домой.

– Мы зашьем?

– Ну хорошо, – сказал Курц, улыбаясь сквозь кровавые подтеки и слой грязи, – ты зашьешь, а я наведаюсь к запасам виски, оставшимся после Алана.

Какое-то время Арлена ехала молча.

– Значит, мы отправляемся ко мне домой? – спросила она, понимая, что Джо не проронит ни словечка о событиях этой ночи.

– Нет, – сказал Курц. – Сначала мы заедем в Локпорт. Там осталась моя машина и – будем надеяться – моя одежда и один чемоданчик.

– В Локпорт, – повторила Арлена, украдкой взглянув на него.

У Курца был жуткий вид, но он сохранял полное спокойствие.

Кивнув, Курц укутал плечи в красный плед, прижимая рукой оторванный кусок кожи, а другой настраивая приемник. Он нашел станцию, всю ночь передававшую блюз.