Негодяи (сборник)
Шрифт:
Он указывает взглядом на дверь.
– Показать сможешь? – спрашивает он.
– Почему бы тебе самому не сходить и не посмотреть?
У меня нет никакого желания снова увидеть мертвую Лони.
– Я знаю лишь то, что сказал мне Брюс, – говорит Том. Все так же осторожно глядит на меня, будто подозревает, что у меня галлюцинации.
Мысли вихрем проносятся в моей голове. Может, он уже привык к тому, что актеры с катушек слетают, что им мертвые тела чудятся. Может, у него все время так.
– Пожалуйста, – говорит он.
– Внутрь я не пойду, – говорю я.
– О’кей.
Мы идем к патио у номера Лони. Полотенца все так же болтаются на ветру. Том заходит в патио и прикрывает глаза ладонью, чтобы разглядеть то, что внутри. Я стою метрах в пяти позади, так, чтобы не увидеть мертвеца снова.
– Стеклянная дверь разбита, – говорит Том.
– Я это сделал. Стекло рассыпалось, когда я дверь закрыл.
Он смотрит на кучу стекла и хмурится.
– Уверен, что по стандарту стекло должно быть небьющимся, – говорит он. Такое услышишь только от линейного продюсера.
Он глядит на меня через плечо, будто желая что-то сказать, но молчит. Я знаю, о чем он думает. Это ты разбил стекло, когда убегал с места преступления.
Ну и пошел на хрен, думаю я.
Он осторожно входит внутрь, и я слышу судорожный вдох. Вхожу в патио, чувствую, как наружу идет прохладный воздух от кондиционера. Глаза приспосабливаются после яркого солнечного света, и я вижу Тома, склонившегося над телом Лони. Он касается ее ноги. Выпрямляется, не переставая глядеть на труп.
– Холодная, – говорит он. – Уже некоторое время здесь.
Он прекрасно понимает, что это выведет меня из себя. Глядит мне в глаза.
– Прости, Шон, – говорит он.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Ты хоть что-то понимаешь?
Теперь, стоя в комнате, он старается не смотреть на тело. Я тоже не хочу на тело смотреть. Вместо этого мы смотрим друг на друга. А потом я гляжу поверх его плеча и вижу на стене позади него дырку от пули.
– Гляди, – говорю я и показываю.
Том подходит к стене и разглядывает дырку. Мои мозги постепенно отходят от шока, я уже в состоянии осознавать факты.
– Пуля пробила стеклянную дверь, – говорю я. – Попала в Лони и пробила стену, улетев в следующую комнату.
Том смотрит на дыру и кивает. В это самое мгновение нам обоим приходит в голову ужасная мысль. Он резко разворачивается. Его голубые глаза расширены.
Мы бежим вокруг здания. Когда добегаем до смежной комнаты, у меня уже перехватывает дыхание. На двери висит аккуратная табличка, Э. КУСТО.
– Мелин, – выдыхаю я. Одна из костюмеров, француженка из Канады, родом из Монреаля. Я врываюсь в патио. Сдвижная стеклянная дверь открыта, и я вхожу внутрь.
– Мелин! – кричу я. Ответа нет. В воздухе висит еле ощутимый сладкий запах.
По крайней мере, тела на полу нет. Но я быстро нахожу дырку от пули. Гляжу в сторону двери. Ясно, что пуля пробила стену и вылетела через открытую дверь.
– Что там дальше? – спрашиваю я, махая рукой.
– Бассейн, потом теннисный корт, – отвечает Том. – Если пуля попала бы в кого-то там, мы бы уже знали.
– Мелин! – снова кричу я и заглядываю в спальню. Ее там нет. Я возвращаюсь. Том задумчиво стоит в комнате,
– Не думаю, что нам надо, чтобы полиция это нашла, – говорит он.
– Шах.
Он глядит на меня.
– Если у тебя что-то подобное есть, тоже лучше бы оно исчезло.
– У меня чисто, – говорю я. – Я никогда не беру с собой то, с чем можно вляпаться.
Ради всего святого, для этого съемочная группа есть.
– Я собираюсь оповестить людей, – говорит Том. – А ты иди в кабану. И жди полицию.
– Брюс сказал, что он уже послал юриста.
– Скорее всего, полиция прибудет раньше, – отвечает он, хмурясь. – Нет мыслей по поводу, кому бы хотелось убить Лони?
– Нет. Никто в голову не приходит.
– Ты и она, сам понимаешь, встречались, – говорит он. – Она ни о ком не говорила?
Шок прошел окончательно, и я начинаю злиться.
– Она мне не говорила, что ее преследует убийца, нет, – говорю я. – Как ни странно.
Том слегка удивляется моей резкости.
– О’кей. Я тебе верю. Но лучше бы тебе все-таки уйти к себе.
Так я и поступаю. Однако в процессе меня охватывает ощущение, что со мной такое прежде уже было.
То, что людей вокруг меня убивали. Я никому зла не желал, просто так получалось, что они гибли. Если глянуть в мое прошлое, там осталось немало крови.
Сам я только одного человека убил. Ну, двоих. Но об этом никто не знает. И в обоих случаях у меня не было ни малейшей вражды с ними. Я не просыпался утром с мыслью: «Ну, кого мне сегодня убить?» Я никогда не намеревался никому вред причинять. Никогда.
Надеялся, что все это осталось в прошлом. Но теперь Лони убита, неизвестно кем, неизвестно зачем. И все становится до ужаса знакомым.
К тому времени, как полицейские начинают меня допрашивать, поздно вечером, воспоминания о прошлом настолько изнурили меня эмоционально, настолько погрузили в депрессию, что мне вовсе не требуется играть, чтобы выглядеть ошеломленным и убитым горем любовником Лони. Лишь понимание того, что малейший неверный шаг приведет к тому, что во всем обвинят меня, удерживает меня от того, чтобы схватить ближайшую бутылку текилы и утопиться в ней.
Разговор с полицией идет лучше, чем я ожидал. Выясняется, что на случай на съемках прислали лучших – местных копов быстро заменяют на парней из ПФМ, «Полисия Федерал Министериал», лучших в этой стране следователей. Меня допрашивает очень вежливый мужчина в аккуратном сером костюме, гражданском, прекрасно говорящий по-английски. Зовут его Сандовал. Он соболезнует мне в связи с понесенной утратой, записывает разговор на новехонький цифровой диктофон с функцией распознавания речи, выводящий текст на девятидюймовый экран. Проблема лишь в том, что он распознает английские слова, как сходные по звучанию испанские, и в результате получается полная чушь. Как включить режим распознавания английского, он не знает, если английский вообще есть в этой штуке, но уверяет меня, что с аудиозаписью все будет в полном порядке.