Негодяй в моих мечтах
Шрифт:
Я… – Она явно запаниковала, будто убегала от хищного зверя.- Я не могу!
Джек сел на постели, сбившиеся простыни закрывали ему бедра.
– В чем дело? Почему ты так испугана?
– Нет, – затрясла она головой и напряженно промолвила: – Со мной все хорошо.
Он протянул к ней руку. Она отпрянула.
– Знаешь, что сделали мои родители, когда узнали, что я жду ребенка?
Он кивнул:
– Они сказали, что ребенок умер.
Она засмеялась смехом ломким, как бьющееся стекло.
– Они заперли меня в комнате.
Джек нахмурился:
– Я понимаю,
Она вскинула голову, глаза ее были полны жгучей ненависти.
– Они заперли меня больше чем на шесть месяцев!
– Боже мой! – У Джека все похолодело внутри. – Боже, Ежевичка! – И тут до него дошло. – О нет!
Он сделал то же самое!
– Они сказали, что выпустят меня, если я скажу им, кто отец ребенка. Они сказали, что выпустят меня, если я выпью крапивный чай, чтобы вызвать выкидыш. Они обещали, что все будет как раньше, если я позволю какой-то старой ведьме убить мое дитя вязальной спицей!…
«А ты сказал, что выпустишь ее, если она откажется от Мелоди. Может быть, ты не говорил такие слова, но ты это подразумевал, и Лорел это поняла».
– Моя мать! Мой отец! Последние люди на земле, от которых я ждала вреда!
«Так же как от меня. И не забывай, что именно ты оставил ее в таком положении».
– Так что простите меня, милорд. – Она говорила сдавленным голосом, словно у нее перехватило дыхание. – Простите, если я не верю ни одному чертову слову, которое говорит мне человек, заперший меня в этой комнате!
Джек закрыл лицо руками.
Дыхание со свистом вырвалось из ее груди. Он ощущал, как ее трясет.
Он откашлялся. Пришло время рассказать ей все.
– Я нашел повитуху, которая принимала Мелоди. Твои родители велели ей убить ребенка, но она его сохранила. В течение трех лет она шантажировала твоих родителей, чтобы в тайне содержать Мелоди.
Лорел не сводила с него широко открытых глаз.
– Она… она показалась мне доброй… той ночью.
– Думаю, так и было, – кивнул Джек. – Она умирает, иначе, я думаю, она держала бы у себя Мелоди до конца. Она очень любит ее, и Мелоди тоже очень к ней привязана.
– Это хорошо, что она ее любит, – выдохнула Лорел.
Следующая часть истории была не столь простой.
– Когда нянечка Прюит заболела, она попыталась найти тебя. Она поговорила с Амариллис, считая, что это ты. Твоя сестрица выгнала ее, не дав ни гроша. Это произошло… немногим больше трех месяцев назад.
Глаза Лорел вспыхнули синим пламенем.
– У меня больше нет сестры.
– Нянечка Прюит вспомнила, как ты говорила: «Он в “Браунсе”». Поэтому она оставила Мелоди на пороге клуба с запиской, прикрепленной к ее пальтецу. Как я понимаю, она боялась, что ее привлекут за шантаж.
Лорел высоко подняла колени и обхватила их руками.
– Возможно, мне стоило назвать им твое имя, – пробормотала она. – Они, наверное, смогли бы разыскать тебя, а я не смогла.
Джек покачал головой:
– Не смогли бы. Я более трех лет скитался по морям, не задерживаясь ни в одном порту дольше, чем на несколько недель. Из множества писем, посланных мне, до меня дошла самая малость.
Лорел закрыла глаза, вспоминая.
–
– Почему ты им ничего не сказала? – прошептал он.
Она уронила лицо в колени.
– Я была в таком ужасе, когда они меня заперли, когда они меня избивали… что не могла с ними говорить. Затем, позднее, когда я плакала и умоляла… когда я превратилась в глупенькую отчаявшуюся трусиху и обещала рассказать им все… сделать все, что угодно, моя мать с издевкой объявила, что уже слишком поздно. Теперь скандал разразится, что бы ни сделать, а никакому скандалу не будет позволено помешать браку Амариллис с ее драгоценным графом.
Джек чувствовал, что его шанс вернуть любовь Лорел гаснет с каждым ее словом. Она слишком долго жила в предательстве. Сможет ли она вообще когда-нибудь поверить в любовь и добро? Как ей поверить ему, когда столько всего свидетельствует против? Неудивительно, что она решила, будто ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя.
Не говоря ни слова, она медленно раскачивалась взад и вперед.
– Мои родители не могли придумать более страшного наказания. Понимаешь? Когда они заперли меня в полном одиночестве, единственным, с кем я могла разговаривать, стало мое дитя. Я разговаривала с ней, пела ей песни, рассказывала все истории, какие могла припомнить. Иногда, когда я плакала, она танцевала у меня в животе, отвлекая от жалости к себе. Когда я спала, она будила меня ночью, мы сворачивались клубочком, и я шептала ей обо всех местах, куда мы с ней поедем, обо всех замечательных вещах, которые станем делать. – Она смахнула с ресниц слезы. – Особенно ей нравились истории о приключениях. Знаю, это звучит невероятно, однако клянусь тебе, что всегда могла ее успокоить, чтобы она не брыкалась, рассказывая ей о…
– Пиратах.
Она изумилась:
– Только не говори мне, что это до сих пор так.
– Ничего ей так не нравится, как история о капитане Джеке и его хитроумной команде корабля «Бесчестный грабеж».
Лорел недоверчиво подняла брови:
– По-моему, я сталкивалась с этим пиратом.
Ее поддразнивающий тон с особой остротой заставил его пожалеть обо всем.
– Правда? – Он отвел глаза в сторону. – Я не видел его уже много лет.
Хотя было абсолютно очевидно, что толку в этом не будет, он все же должен был попытаться.
– Ежевичка, я тебя люблю.
Она отодвинулась подальше, в глазах проснулось подозрение.
– Ложь тебе не поможет, Джек. Ты меня не любишь. Еще несколько дней назад ты обо мне вообще не помнил!
– Нет! Я просто… не знал, кого помню. – Он понимал, что это звучит нелепо. Лорел смотрела на него недоверчивыми глазами. – Все дело было в платье… понимаешь… – Он пытался объяснить ей, рассказать о словах Лементье и как он осознал правду. – Я был так слеп. Это всегда была ты, Ежевичка. Ты была причиной, из-за которой я снова и снова возвращался в этот дом. Ты была той, кого я хотел видеть, с кем хотел разговаривать. Ты была той, которую я всегда любил!