Нехилый камешек
Шрифт:
– Ты можешь посчитать это глупостью, как и фальшивые отношения, но после Брэдли…
– Шарлотта, клянусь. На неделю я в завязке, – уверяю я, подняв три пальца [8] . – Слово скаута.
– Ты никогда не был бойскаутом.
– Твоя правда. Но я не обманываю какими бы не были отношения: фальшивыми или настоящими.
Шарлотта вопросительно приподнимает бровь.
– Настоящими? А у тебя они когда-то были?
– Конечно. И под «настоящими» ты имеешь в виду те, где я знаю фамилию девушки? – говорю я с невозмутимым
8
Три пальца правой руки поднятые вверх означают три части скаутской обещания: выполнить долг перед Богом, помогать ближним, жить по закону скаутов. Кисть правой руки находится на уровне головы и немного отведена в сторону. Знак скаутов напоминает, что сильный всегда защищает слабого, а младший подчиняется старшему.
Она скрещивает руки на груди.
– Давай-ка я чуть перефразирую. Ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался больше двух недель?
Я презрительно фыркаю.
– Две недели. Ты гонишь?
– Аманда из колледжа не в счет.
– Почему? Я был с ней четыре месяца. Ну да ладно. В любом случае у меня были серьезные отношения, – говорю я, хотя чертовски уверен в обратном. Но суть этого разговора не в моей способности к длительным отношениям. Тут главный вопрос, может ли мой член поддерживать моногамию. – Я тебе пообещал и буду держать свое либидо в узде. Считай, на мне пояс верности. Но эта сделка двухсторонняя, и ты со мной в одной лодке.
– На этот счет не стоит волноваться.
– То есть для тебя это не проблема? – спрашиваю я, когда лифт останавливается на первом этаже.
Она усмехается.
– Как будто у меня есть варианты.
– Значит на этой неделе у тебя не намечалось страстных свиданий?
Она поднимает руки, растопырив все пальцы.
– Их не было уже десять месяцев, – резко отвечает она, и двери лифта раскрываются.
Мы проходим через фойе на улицу, где нас уже ждет такси. Я открываю дверь, и Шарлотта усаживается на сиденье. Я сажусь рядом. Мы пристегиваемся.
Наконец-то все отлично, мы выбрались из пучины смущения. Сейчас между нами все, как всегда.
– То есть ты десять месяцев ни с кем не встречаешься? – уточняю я, зная, что после разрыва она никем серьезно не увлеклась. Но если задуматься, то, что Шарлотта не упоминала о свиданиях не означает, что их совсем не было.
Она качает головой.
– Никаких отношений. Свиданий. Поцелуев. Ничего.
Десять месяцев без секса. Это же целая вечность. Я бы, скорее всего, не выдержал дольше десяти дней. Может, четырнадцати, но эти две недели превратились бы в пытку. Она, наверное, по полной программе отрывается с «игрушками».
Вот черт! Теперь я представляю Шарлотту в постели с фиолетовым вибратором-кроликом. Ноги широко раздвинуты, рука полностью контролирует скорость проникновения, дыхание тяжелое и отрывистое.
Спасибо, мозг, за этот фантастический образ, благодаря которому все рациональные мысли улетучились из головы.
Иногда я поражаюсь, как мужчины справляются со всеми своими развратными фантазиями. По сути, я удивлен, как нам, мужикам, удается хоть с чем-то справиться, когда в башке творится
Вдруг до меня доходит. Этот поцелуй на кушетки. И тот на улице. Это ее первые поцелуи за десять месяцев. Мои и только мои! На меня накатывает счастье. Я первый парень, с которым она целовалась за целую тучу времени. Хотя это вроде как бессмысленно, но я безумно рад. А еще более безрассудной кажется волна собственнического инстинкта, пронесшаяся по венам. Я не хочу, чтобы Шарлотту целовал кто-то другой.
В смысле следующую неделю, ясень пень.
Откуда вообще такое собственническое желание?
– Кстати, – говорит Шарлотта, когда автомобиль подъезжает к магазину, – как это все закончится?
– У нас?
Она кивает.
– Фальшивая помолвка.
– Думаю, мы понарошку расстанемся, – говорю я, хотя даже не задумывался об этом. Может, потому что не планировал это заранее. Все вышло спонтанно.
– В конце недели? – спрашивает она, когда мы подходим к сверкающим дверям нью-йоркского ювелирного магазина, который был частью моей жизни сколько себя помню.
– Ага, настоящий поддельный разрыв, – подчеркиваю я, чтобы скрепить сделку, прежде чем куплю ей кольцо. У которого есть срок годности, как и у нашего запланированного романа.
Разрыв неизбежен.
За час, который мы проводим в «Катрине», я узнаю три вещи: Шарлотте нравится держаться за руки, обнимать меня за талию и перебирать пальчиками мои волосы.
Кроме этого, у нее поистине шаловливые ручки, которые она самоотверженно пускает в ход. А еще у нее безупречный вкус. Шарлотта выбрала платиновое кольцо с двух каратным бриллиантом в огранке «принцесса».
– Именно об этом кольце я всегда мечтала, – заявляет высокой шатенке с аккуратным пучком на голове, опрятной шелковой блузке и серой юбке. Это Нина, правая рука моего отца.
Клянусь, Шарлотта сейчас на седьмом небе от счастья. Она ведет себя как смущенная невеста. Нина ослепительно улыбается.
– Тогда давай убедимся, что хрустальная туфелька будет сидеть на тебе идеально, – говорит она и уходит в подсобное помещение за нужным размером.
– Ты профи, – говорю я, убедившись, что Нина нас не услышит. Шарлотта пренебрежительно машет рукой, а я не унимаюсь. – Нет, серьезно. Тебе гарантирован Оскар за роль восторженной невесты.
Она пробегает пальцами по стеклянной витрине и пожимает плечами, словно в ее игре нет ничего сложного.
– Мне нравятся бриллианты. Это все упрощает.
– Ах, так в дело вступила Честная Шарлотта? И мисс Честность любит драгоценности?
Она кивает.
– Именно, она обожает огранку «принцесса» и платину. В прошлом году, когда моя подруга Кристин обручилась, я за нее ужасно радовалась и как дурочка пялилась на великолепную обручалку. Но самое важное: она была очень счастлива и безумно влюблена. Так что мне не нужно изображать восторг при виде обручальных колец.
Я вижу неподдельную искренность в ее глазах. В карих омутах нет и намека на лукавство. Она от души наслаждается происходящим. Вероятно, не «браком» со мной. Но самой идеей в целом.