Нехорошая квартира
Шрифт:
3
Рыбалка прошла в строгом и сосредоточенном молчании -- как и полагается, ибо рыбы, сволочи, очень хорошо слышат. По этой или по иной причине уже к обеду красное пластмассовое ведро было наполнено доверху. Разгоряченный отличным клевом, Павел Петрович предложил вернуться на озеро под вечер и продолжить, но Сева неожиданно ответил, что после обеда лично он уезжает в город.
– Вот те раз, - удивился Ирбисов.
– Ты что, и впрямь обиделся?
– С чего вы взяли? Я просто вспомнил, что у меня есть дела.
В три часа дня после великолепного обеда, состоявшего из только что сваренной
Хромцов и впрямь неплохо ориентировался в лесу, но сейчас он не видел ни первобытной красоты столетнего бора вокруг, ни безоблачного неба. Он шел, опустив голову и глядя вниз, шел как в воду опущенный. Лесник был совершенно прав: спор, в котором он проиграл, задел Севу сильнее, чем мог предполагать Ирбисов, потому что на свежее поражение наложилось на множество мелких проигрышей, душевных царапин, невысказанных обид. С самого начала их знакомства Павел Петрович не просто разговаривал с ним с позиции "сверху", но и смотрел на него как на какого-то блаженненького, то есть, попросту, дурачка. Во всяком случае, так казалось Севе, и сейчас он был обуян одним желанием: доказать, что в этом случае дураком выставил себя Павел Петрович, а потом красиво поставить точку в дружбе.
Единственным человеком, способным помочь в низвержении авторитета бывшего следователя, был Савушкин, и Сева, добравшись до ближайшей деревни и сев там в какую-то случайную маршрутку, перезвонил приятелю и сообщил, что должен срочно с ним встретиться.
– Не вопрос, я после четырех буду дома, приходи.
Сева накрутил себя до такого состояния, что явился к Савушкину, не заезжая домой, как был -- небритый, в грязных сапогах, с рюкзаком и удочкой. Хорошо, что Савушкин принадлежал к той же тусовке ролевиков и, в отличие от скучных цивилов, относился к нормам этикета и прочей трухе со здоровой иронией. А когда Хромцов пояснил, зачем пришел, все прочие вопросы вообще отошли на второй план.
– Да не был Руль торчком!
– возмутился Савушкин, имея в виде покойного Руслана.
– Я б торчку в жизни квартиру не сдал. ЛСД? Фигня какая-то! Выпить он мог, не спорю, но наркоты не было. Я так и следователю сказал, что здесь какая-то ошибка. А когда он мне позвонил, у него вообще голос был довольный, будто он с дуэтом с Ричи Блэкмором сыграл.
Последняя фраза была сказана не ради красного словца, ибо покойный Руслан Шипунов был гитаристом.
– Я и не ожидал, что он о деньгах заговорит, когда позвонил последний раз, - продолжал Савушкин.
– Я ему сдавал так: будут деньги -- заплатишь, нет -- так нет. Просто я сам был на мели. Я и сейчас на мели...
– Что, не продается нехорошая квартира?
– Ты что, смеешься? Я и сам туда заходить боюсь. Тем более, теперь. А Руль так и сказал: "У меня теперь деньги есть", но не сказал, откуда. А я и не спрашивал. Мало ли откуда у человека могут деньги быть? Интересно не это, интересно то, что при осмотре менты никаких денег не нашли, вообще никаких. Как и марок с ЛСД.
– Слушай, расскажи мне больше про Руля. Я его совсем мало знал.
– Неплохой был чел, только невезучий. Мне кажется, все его проблемы были из-за расхождения внешнего и внутреннего. Внутри он был демонический рок-музыкант и кумир девчонок, а снаружи...
– Метр с кепкой и пятьдесят кило, - подхватил Хромцов.
– Он хоть волосы перестал в черный цвет красить?
– Перестал. Но дело не в волосах, сам понимаешь, а в этих... как их... фрустрациях. Как гитарист он себя не нашел. А он ведь профессионал, музучилище окончил. Но не сложилось, ни в одной группе не прижился. Ну и
– Когда ты сможешь показать мне квартиру?
– Когда хочешь, но только в светлое время суток. Вечером я туда...э-э-э... не ходок.
4
Дверь открылась с противным скрипом, и Хромцов невольно вздрогнул. Савушкин обратил его внимание на засов: широкий, толщиной в два пальца, надежно приваренный к двери, и Хромцов молча кивнул.
Нехорошая квартира начиналась непривычно -- с кухни, довольно большой, но лишенной окон и потому темноватой, несмотря на то, что Савушкин сразу же включил свет. Отсутствие окон отчасти компенсировали целых три двери, считая входную. Одна, справа, сплошная и белая, вела в санузел, судя по характерному пластмассовому изображению. Другая -- напротив входной двери -- была деревянная и с вставкой из матового стекла. Обе двери были закрыты. Возле входной двери стояла низенькая тумба для обуви, над которой висела простая настенная вешалка -- доска и четыре пустых крючка.
Пустая вешалка, пустая электроплита, пустой стол, запах пыли и еще чего-то, не поддающегося определению. И тишина, особая, густая, пещерная тишина, от которой и без того напряженные нервы Хромцова завибрировали, как натянутые струны.
– Это... здесь?
– спросил он Савушкина, невольно понижая голос.
– Нет, - полушепотом ответил тот и показал на дверь с матовым стеклом, - в гостиной.
Неуверенно, точно он был не в своей квартире, Савушкин открыл дверь в гостиную, впуская гостя. Хромцов вошел и замер на пороге: слишком силен оказался контраст с темной мрачной кухней. Огромная, метров на 30, с двумя высокими окнами, с громадным беломраморным камином и остатками лепнины на потолке, гостиная даже в такой пасмурный, как сегодня, день, была залита светом и выглядела нарядно. Несколько минут Хромцов молча рассматривал обстановку -- диван с пестрой обивкой, шкаф-купе, книжный шкаф со стеклянными дверцами, два кресла и журнальный столик между ними, телевизор, пока взгляд его не наткнулся на россыпь крупных темных пятен на стене у камина, уродовавших красивые, белые с золотом обои.
– Да, - негромко сказал Савушкин.
– Это его кровь. С пола и с камина уборщицы из клининговой компании следы отмыли, а обои обычные, не моющиеся... так и осталось.
С бьющимся сердцем Хромцов подошел к стене. Вблизи было видно, что кроме темных пятен на ней есть еще и сальные, какие бывают, если на обои брызнуть маслом. Эти сальные пятна имели желтоватый оттенок, и Хромцов догадался, что их оставили брызнувшие мозги Шипунова. Нельзя сказать, чтобы эта догадка его успокоила. И вообще, в этой огромной светлой гостиной что-то было не так. Кухня была просто мрачная, темная и неуютная, а гостиная напоминала интерьеры из фильма ужасов. Севе ужасно захотелось уйти, но нельзя было уйти вот так сразу: пришлось задавать вопросы.
– А топорик... здесь?
– Нет, я его отказался забирать у следака. Зачем он мне?
– А вещи Руля?..
– Их его мать и сестра забрали. Тут ничего его нет.
– А там что...
– указал Хромцов на светло-коричневую дверь возле книжного шкафа.
– Там спальня. Хочешь глянуть?
Спальня оказалась длинной, вытянутой, с одним окном, так что диван, небольшой письменный стол, узкий платяной шкаф стояли вытянувшись в ряд у одной стенки. В ней, как и во всей квартире, царили пустота и мертвая тишина.