Неигрок

Белый потолок. Стены в обоях теплых пастельных тонов, с преобладанием коричневого. Нравилась ему такая обстановка. Добавляла уюта в его холостяцкой берлоге. Опять же на работе уже достали светлые стены. Начальник отдела отчего-то решил, что для лучшей работоспособности в кабинетах должно быть непременно светло. Может, он и прав. Но только Виктора это серьезно так раздражало. А тут еще и три месяца больнички, где белый по определению в почете. Ну да, сейчас-то дома.

Н-да. Хотя с белым потолком нужно что-нибудь сделать. Ему

теперь в него частенько пялиться, а потому небольшой косметический ремонт никак не помешает. Деньги? Деньги не проблема. Уж ему-то по его потребностям сегодня более чем достаточно.

Он получил инвалидность при выполнении служебных обязанностей. Так что единовременная выплата плюс пенсия по стопроцентной потере трудоспособности, ну и ежемесячная компенсация на медикаменты. В общем, последние два пункта тянули даже побольше, чем его зарплата на службе. Лучше бы он на своей зарплате оставался. Или даже вдвое, нет, втрое меньшей. Да забесплатно служил бы!

Повернул голову набок. Взглянул в окно. К сожалению, увидел только голубое, без единого облачка, небо. Ч-черт! Этаж бы пониже. Тогда были бы видны деревья. Птички. Хоть те же воробьи. Не-эт, заперся на самую верхотуру. А ему сегодня только и того, что голову повернуть. Дышит, ест, мочится и гадит под себя. Даже на горшок не может сходить, потому что полное недержание. Вот так целыми днями и лежит в памперсе. Разве только сиделка регулярно его меняет и обтирает бесчувственное тело.

Хорошо, что он сейчас не может видеть себя со стороны. Так, кое-что, но это все одно не в счет. А голову он специально не просит поднимать, когда она его обтирает. Не хочется на это смотреть. Некогда высокий, спортивного сложения мужчина тридцати трех годочков сейчас уже полностью атрофировался. Говорили что-то там об электростимуляции, но оно ему надо? Вот какая разница, что будет лежать под одеялом: рыхлая субстанция – или вполне крепкое тело, не способное пошевелиться.

Вновь взгляд в потолок. Чуть впереди к нему подвешен многофункциональный телевизор с функцией голосовых команд. Чуть справа – подбородочный джойстик дополнительного управления. Он в любой момент мог выйти в интернет, включить фильм или открыть книгу. Да хоть дискотеку устроить со световыми эффектами.

Но только плевать он на все это хотел. Раньше Виктор вел активный образ жизни. Все время в движении, не просто ходил в качалку, а вполне даже серьезно занимался рукомашествовом и ногодрыжеством. Систематически участвовал в ведомственных соревнованиях. Да и работа была такой, что подразумевала под собой активность и общение с людьми. Как говорится, опера ноги кормят. И потому смотреть или читать о том, как другие ходят, прыгают, бегают, да хоть элементарно едят жареное мясо, для него было невыносимо. Ну да. Вкусно поесть он тоже был ни разу не дурак.

Дверь открылась, и в комнату вошла сиделка. Пятая за три месяца, что его выписали из больницы. Все остальные долго не выдерживали и брали расчет. Причем без разницы, предоставленные центром соцзащиты или пришедшие по объявлению, а значит, и по совершенно другим расценкам. Эта же держалась уже месяц.

Высокая стройная девушка двадцати двух лет от роду. Блондинка с правильными чертами лица, чуть пухлыми соблазнительными губами, аккуратным прямым носиком и легким налетом конопушек. Такой бы не в сиделки, а на подиум. Ну или

хотя бы на крайний случай удачно замуж. Но она здесь.

Причем, насколько он смог выяснить, у нее никого не было. Уж что-что, а информацию он собирать умел. Как и правильно задавать нужные вопросы. И обязательно, так или иначе, добиваясь на них ответов. В такие периоды он преображался, становился почти прежним самим собой. Целеустремленным, напористым, изворотливым и умным сукиным сыном, каким знали его бывшие сослуживцы и многие урки.

Итак, Корносенко Валерия Юрьевна, студентка четвертого курса медицинского университета. Не привлекалась, не замужем. Приехала из деревни. Родни в краевом центре не имеет. Первый год проживала в студенческом общежитии. Но случилось так, что ее начали одолевать ухажеры, причем с очевидным прицелом. Прямо проходу не давали. Девчушка же правильная. Предпочла найти подработку и уйти на квартиру.

На помощь родни рассчитывать не приходилось. Однако ситуация в стране нормальная, не то что при стариках. За прошедшие десятилетия и экономика поднялась, и народ стал жить куда лучше. Но опять же тот, кто работает. А как решил, что государство тебе кругом и везде должно, так и сидишь на пособиях. А это не так чтобы и много. Вот и ее родители из таких, протирающих пятую точку в ожидании подачки, и с вечным недовольством в отношении властей.

Вариант подработки с проживанием ее полностью устроил. Тут ведь за квартиру платить не надо. И отлучки в университет вполне даже принимались. Да она, собственно, больше никуда и не выходила. Сходит на пары, потом занимается целый день, периодически отвлекаясь на то, чтобы обиходить работодателя. Такая сиделка вообще находка. Но…

– Опять эта овсянка с фруктами, – недовольно фыркнув, выдал Виктор.

– А вам чего бы хотелось? – очень даже радушно поинтересовалась она.

– Мяса. С кровью.

– Нельзя.

– Да какая тебе разница?

– Есть разница. Вам нельзя.

– Ну тогда ты эту кашу хотя бы разбавила ароматизатором бекона или шашлыка.

– Не стану я вас кормить разной химией.

– Да тебе-то какая разница? – вновь возмутился он.

– А вы мне нужны здоровым, как минимум до окончания университета.

– Здоровым. Детка, да ты на меня глянь.

– Нечего на себя наговаривать. Раз ругаетесь, значит здоровый.

– Ты идиотка? Может, еще и на свидание пригласишь? Только не забудь прихватить пару крепких санитаров с бригадой врачей.

– На свидание такого хама я не приглашу.

– Ну так а чего же ты тогда с этим хамом здесь сидишь? А я тебе отвечу. Потому что деньги нужны.

– Нужны, – не стала отрицать девушка.

– Как и угол нужен.

– Виктор Степанович, вы бы не распалялись, а то опять давление повысится. И мне придется вас колоть.

– А я уколов не боюсь. Я вообще ничего не боюсь, хоть ноги мне перочинным ножиком отрежь.

– И девушек не стесняетесь. Я знаю.

– А ты не девушка, чтобы я тебя стеснялся. Ты – сиделка. Которой я плачу и даю кров. И возиться с таким дерьмом – твоя работа.

– Это вы сейчас о памперсе или о себе?

– Слушай, детка, а я ведь и уволить тебя могу.

– Можете. Только ни одно агентство к вам больше сиделку не пришлет. Потому что характер у вас несносный, и вы в их общей базе значитесь как трудный клиент.