Неискушенные сердца

Хенли Вирджиния

— Как скажете, милорд. — Она согласно кивнула, а про себя подумала: «Еще до захода солнца я разберусь с этой маленькой дрянью, ваша светлость!»

Парис встретился со своими людьми в таверне на Хай-стрит. Он никак не мог избавиться от тягостного чувства. Да, гнетущая атмосфера сиротского приюта была способна тронуть и самую легкомысленную душу. Она давила, пригибала к земле, лишала небесной выси, красок жизни. Обнаружив, что душевная тяжесть не сменяется легкостью даже после второй порции виски, Парис обратился к своим спутникам:

— Слушайте, ребята, пора ехать домой. Седлайте коней, а я наверх, за вещами.

Имение Кокбернспэт располагалось в тридцати милях от Эдинбурга. Дорога занимала часа

четыре езды через приграничные земли, самые красивые в мире места. Первые пять миль до Масселбурга путь лежал мимо сельских домов и маленьких ферм, а дальше — по диким Ламмермурским холмам, каждый сезон менявшим цвет. Сейчас они стояли пурпурные от вереска, а через месяц порыжеют от засохшего папоротника. Кое-где виднелись пятна озер и ельников. Отряд Париса ехал напрямик, по бездорожью, по болотам, вброд преодолевая реки. С каждой милей все сильнее пахло морем, и мужчины полной грудью вдыхали соленый запах. Через три часа после выезда из Эдинбурга всадники прибыли в Кокбернспэт. Деревеньки на этих землях процветали. Огромные молочные стада, гурты овец паслись на пологих склонах, ведущих к замку. Прекрасное зрелище, но чем ближе они были к дому, тем сильнее Париса одолевали дурные предчувствия. Они спешились уже в сумерках, сестры и слуги встретили Париса почти в истерике.

— Она уже двенадцать часов вот так, Парис! — Морщась, Шеннон заткнула уши, чтобы не слышать почти звериного воя, доносившегося из башни Уайт — Тауэр.

Парис облегченно вздохнул. Если все дело только в Энн и ничего другого не случилось — слава Богу! Его настроение поднялось, когда он убедился, что дома все в порядке. Из сумки, привязанной к седлу, он вынул большую коробку конфет и направился в башню.

— Бедняжка Энн! — сказала Дамаскус. — Надеюсь, с ней ничего не случилось.

— Этой суке лучше бы заткнуться кулаком и не вынимать его из глотки, пока не задохнется, — заявила Шеннон с присущей ей дерзостью.

— Она просто хочет поскандалить, — сказал Александр

— Не беспокойся, Парис знает, как усмирить жену, — убежденно проговорила Александрия.

— Ага, и даже не подходя к ней слишком близко, — усмехнулся брат-близнец.

Как только Парис открыл дверь, Энн прекратила кошачий концерт. Ее нянька, миссис Синклер, воспользовалась моментом и выскользнула передохнуть, бросив на хозяина извиняющийся взгляд. Энн сидела в огромной кровати среди атласных подушек. Ее напудренные плечи и небольшая, но высокая грудь выглядывали из пены кружев ночной рубашки. Парис протянул ей коробку, она жадно схватила конфеты, серебристые волосы разметались. Какая она красивая! Несколько минут Парис бесстрастно разглядывал ее, потом, наверное, в тысячный раз тяжело вздохнул: скорее всего судьба прокляла его, наградив женой-чудовищем.

Остаток дня Тэбби пребывала в удивительном состоянии. Обычно ее бесцветная жизнь разнообразилась лишь жестокими выходками миссис Грэхэм, и вдруг все переменилось. Она спрятала замечательные ленты в чулок, подальше от всевидящего ока начальницы. То и дело девочка посматривала на подарок, желая убедиться, что он существует на самом деле. Тэбби торопила время, она не могла дождаться вечера, когда останется одна, распустит волосы и украсит их шелковыми лентами.

День тянулся нескончаемо, и Тэбби с тревогой заметала, каким злым стало лицо начальницы: глаза ее превратились в отвратительные узкие щелочки, а губы вытянулись в тонкую нитку. Тэбби хватало ума понять — расплата за ее радость неминуема, и она утроила осторожность.

Вечером Тэбби полагалось выполнять свои обязанности: чистить горшки с кастрюлями или укладывать малышей. Когда миссис Грэхэм заявила, что сегодня ей придется делать и то, и другое, девочка поняла: ведьма пытается дать выход злости. Она забыла об осторожности, наивно полагая, что

в удвоении вечерней нагрузки и заключается расплата. Вымыв посуду, вылив в канаву грязную воду из последнего ведра, Тэбби полетела к себе и дрожащими от возбуждения руками расплела косы. Вырвавшиеся на свободу волосы превратились в каскад длинных локонов. Она завязала зеленые атласные ленты по бокам, закружилась по комнате и не останавливалась до тех пор, пока не почувствовала, как перед глазами все поплыло. Шлепнувшись на узкую кровать, девочка подумала о лорде Кокберне. Как было бы здорово, окажись он ее отцом! Может, этот человек еще придет? Вдруг он поможет найти настоящего отца? Он богатый, сразу видно. И наверное, у него в доме полно еды, все едят сколько хотят, мечтательно думала Тэбби. Она вообразила себя сидящей в тепле перед горящим камином… Она мечтала о Кокберне как о спасителе, посланном судьбой, потом свернулась калачиком, закутавшись в одеяло, и заснула, счастливая от надежды. Явились сны, беспокоя и без того растревоженное сознание, потом превратились в кошмары, и Тэбби в ужасе закричала.

А потом произошло то, чего девочка больше всего боялась. Миссис Грэхэм заглянула узнать, что случилось. Холод сковал сердце Тэбби, она забормотала:

— Простите, мадам, это только во сне, я больше не буду кричать, мадам.

Но все напрасно.

Сияя от предвкушения удовольствия, миссис Грэхэм приложила руку ко лбу Тэбби и торжественно заявила:

— Так я и думала! Температура! Ты сегодня перевозбудилась, и вот — результат. Идем со мной. Я дам лекарство.

Она вытащила девочку из кровати, и второй раз за день Тэбби оказалась в комнате начальницы. Та вынула ножницы из рабочей корзинки и принялась срезать пряди огненных волос Тэбби.

— Это, конечно, ужасное средство, дорогая, но температура слишком опасна, — объяснила миссис Грэхэм, сверкая глазами. — Она может перекинуться на других детей. С тоской смотрела Тэбби на раскиданные по полу рыжие локоны, перевитые бледно-зелеными лентами. Сейчас ей было куда больнее, чем от побоев и синяков.

В замке Кокберн, у себя в комнате, Парис, собираясь лечь спать, по всегдашней привычке бросил взгляд в окно. Зажженный факел! Это сигнал Налет! Боже мой, он так и думал, он чувствовал — в эту ночь что-то случится. Полная луна на бледном небосклоне словно толкает к набегу. Обитатели земель Кокбернов верили в силу своего лаэрда, они не сомневались — он защитит их. Защитит поля с богатым урожаем, стада, потучневшие за лето. Да, Кокбернспэт — словно созревший плод, от которого так и хочется откусить. Клан Париса поддерживал добрые отношения со всеми соседними кланами, и он ни секунду не сомневался, кто напал. Заклятые враги — Гордоны Никто другой просто не осмелился бы!

Выхватив меч из ножен, Парис воскликнул:

— Трой! Просыпайся! Тревога!

Он побежал в комнату Александра. При свете свечи мальчик читал стихи.

— Беги вниз к арсеналу, поднимай людей. Скажи Яну — на нас напали. — Он выглянул в окно: — Боже мой, одна деревня уже горит! Сволочи! Торопись, Алекс!

Ему не надо было звать Мэнглер. Когда Парис добрался до конюшни, преданный зверь стоял у его ноги. Мужчины бежали со всех сторон, но хаос быстро обрел очертания порядка: каждый точно знал свое место.

Людям Кокберна удалось вернуть одно стадо, но другое враги успели угнать. Догорала вторая деревня, когда мародеры бежали. Парис перестал подсчитывать потери. Он видел: двое его людей ранены — и приказал быстро нести их в замок. Он знал по опыту, если сразу заняться ранами, можно спасти человеку жизнь. Людьми Парис дорожил больше всего на свете. Жаль, что никто из Гордонов не убит, но Мэнглер здорово потрепала одного из их людей, и он взят в плен.

Парис приказал своему помощнику:

— Ян, бери людей и помоги крестьянам.