Неисправимый грешник

Хантер Мэдлин

Но она-то заметила. Она не видела ничего другого. Эти медленные бархатные прикосновения словно загипнотизи­ровали ее.

Флер с трудом заставила себя заговорить:

– Собрание было очень продуктивным. Обычно мы говорим несколько часов, а результатов мало. А вот сегодня все, кажется, были нацелены на то, чтобы двигаться впе­ред. Если мы собираемся придерживаться нашего плана по открытию школы, я должна буду передать эту землю попе­чителям и продать часть недвижимости в течение несколь­ких месяцев, чтобы оплатить строительство.

– Может быть,

тебе следует сказать об этом Хэмптону, когда мы его увидим? Он мог бы помочь.

Движения вверх-вниз, затем по кругу и снова вверх-вниз… От этих прикосновений к запястью бежали по руке мурашки, разбегаясь по всему телу.

– Я должна решить, с какими землями расстаться в первую очередь. Я хотела было продать угодья вокруг самой школы, но сейчас думаю, что лучше и проще реализовать земли в Суррее, которые оставил мне отец. Что ты об этом думаешь?

– Я не могу давать тебе советы, потому что ничего не знаю о землях в Суррее и об их качестве. Не в пример боль­шинству молодых мужей я не получил сведений о твоей не­ движимости и ее стоимости.

– Это недосмотр. Дела развиваются так быстро. Я при­ношу извинения. Конечно, ты имеешь право знать.

– Контроль ведь в твоих руках. Это еще одна сторона необычности нашего союза, и, уверяю тебя, я не имею ни­чего против. – Однако что-то в его тоне заставляло пред­положить, что в какой-то степени он был с этим не согла­сен.

Продолжающаяся ласка ее запястья основательно раз­волновала Флер. Она была уверена, что ее лицо полыхает. Ей следовало бы освободить запястье, но она не могла по­шевелиться. Да и не хотела, если быть честной.

Она попыталась отвлечься:

– Должно быть, тебе будет приятно узнать, что ты был прав в отношении помощи Шарлотты. Два дня назад я сопровождала ее в поездке к леди Россмор, и та сказала, что пригласит нас на бал через две недели. Как ты считаешь, я должна принимать это приглашение?

– Разумеется. Ты появишься на балу красивой, обая­тельной и в здравом уме. Это станет доказательством того, что обвинения Фартингстоуна совершенно вздорны.

Она представила, как входит в бальный зал впервые за последние десять лет и ловит на себе любопытные взгляды. Наверняка все слышали распространяемые Грегори сплетни. Даже сам ее отчим может там находиться. Ее внешний вид, поведение, даже ее беседы будут придирчиво анализи­роваться.

Она инстинктивно слегка прижалась к Данте. Он был занят в этот момент тем, что давал указания Люку, однако слегка повернулся и посмотрел на нее.

Она совсем близко увидела его лицо во всей его чув­ственной красоте. Сглотнув, она поняла, что его рука об­нимает ее. Твердый торс прижимается к ее боку, к ее гру­ди. А ее запястье вновь ощутило бархатное прикоснове­ние.

Легкое удивление блеснуло в его глазах. Словно он до­гадался о ее глупой женской реакции. Конечно же, он со­образил. Должно быть, ему нередко приходилось с этим встречаться.

Однако она заметила и кое-что еще в его пристальном взоре. Увидела опасный, расчетливый свет.

Он как бы ис­пытывал эффективность своей мужской силы. Она могла лишь смотреть на него, словно олень, загипнотизирован­ный ярко горящим факелом.

Он поднял ее руку и поцеловал внутреннюю сторону за­пястья. Это породило волну трепета во всем ее теле.

– Ты будешь выглядеть очаровательной и красивой, и я пойду с тобой. Ты будешь не одна. Мы будем на балу вме­сте, Флер.

Он неторопливо поцеловал ее в губы. Его сила перели­валась в нее, заставляла ее вздрагивать.

Она продолжала смотреть на него, когда он оторвал свой рот от ее губ и отодвинулся от нее.

– Ты не должна бояться. Мы согласились, что мне раз­решается порой запечатлеть целомудренный поцелуй. – По его глазам можно было понять, что он знает, что этот поце­луй был не столь уж целомудренным и что она не выглядит такой уж напуганной. Этот последний факт его особенно порадовал.

Его объятия слегка ослабли, и это было как сигнал, что теперь она могла отстраниться, если хотела.

Она отодвинулась настолько, чтобы их тела не прижи­мались друг к другу. И хотя ее инстинкт настоятельно под­сказывал ей, что следует сидеть от него подальше, она не стала забиваться в дальний угол ландо, словно перепуган­ная гусыня. Ей этого и не хотелось. Ей по-женски приятны были эта близость, прикосновения и поцелуй, пусть даже Данте вел с ней коварную игру.

– Все развивается так, как я и ожидал, – сказал мистер Хэмптон. – Никто не имеет понятия, что делать, поэтому слушания относительно способностей твоей жены, чтобы вынести справедливый приговор, откладываются на не определенное время.

– А что Фартингстоун? – спросил Данте. Он стоял позади кресла Флер в кабинете Хэмптона в «Линкольнз инн». Адвокат сидел за письменным столом напротив, поигрывая гусиным пером.

– Отчим твоей жены настолько бурно прореагировал на приговор Броума, что мы испугались, как бы его не хва­тил апоплексический удар.

– Но это вряд ли заставит его прекратить распростра­нение слухов. Как ты считаешь, он смирится теперь?

– Сомневаюсь. Я живу в достатке именно потому, что большинство людей не желают отступаться от своих пре­тензий. Я уверен, что в его намерения входит, во-первых, зафиксировать отсутствие правоспособности твоей жены, а затем обратиться к церкви, чтобы аннулировать брак.

– Он может преуспеть? – спросила Флер.

– Возможно. В последующем. Медленно продвигаясь.

– Насколько медленно?

– Постараюсь объяснить, как обстоят дела. Слушания отложены для того, чтобы покончить с юридической нераз­берихой. Суд должен решить, имеет ли вообще Фартинг­стоун право возбуждать дело и должно ли оно сразу на­правляться в церковь. При нормальных условиях, если вы вышли замуж, он не имеет права, но, с другой стороны, он утверждает, что вы не имели права подписать брачный контракт… Вы видите, какой клин он вбивает. Начнутся поиски прецедентов и прочее. Иначе говоря, понадобится время, чтобы распутать эту ситуацию.