Неистовые джокеры
Шрифт:
Дубина подождал, надеясь увидеть реакцию женщин. Никакого отклика не последовало, он бросил на них злобный взгляд и впереди адвоката прошествовал к воротам. Фицджеральд был вынужден прижаться к стене, чтобы пропустить их.
Розмари взглянула на Пола и с горечью рассмеялась.
— Трижды повтори про себя: «Я люблю „Билль о правах“». — Она подняла правую руку и коснулась виска. — Вы идите вперед. Мне нужно еще кое о чем спросить Фицджеральда. Встретимся на улице.
В лифте Пол и Вонищенка ехали молча, затем вышли
— Я два года занимался корпоративным правом — слияния, поглощения, прочая скучища. Потом захотел что-то изменить, приносить какую-то пользу обществу. Вернуть долг, понимаете? Ну и нашел себе эту работу. — Он побарабанил по камню костяшками пальцев. — Изменил, нечего сказать. Наше собственное стремление к справедливости нас и погубит.
— Я уже давно это поняла.
Вонищенка пожала плечами, глядя на желтый поток проезжающих мимо такси. Часть ее сознания лениво проникла в разум голубей, которые облепили крышу тюрьмы и оттуда смотрели на толпы народа на улице.
— Просто нужно чем-то платить за то, что тебе дали. Это твой долг.
Женщина вздрогнула. Какой-то голубь почти спорхнул ей на плечо, но она отвела его в сторону, не дав приземлиться.
— Возможно, вы правы.
Пол поколебался, потом все же сказал:
— Я понимаю, что это прозвучит неожиданно, но я должен кое в чем вам признаться. Вы — самая интригующая личность, какую я встречал в этом городе.
— Розмари будет в восторге.
— Розма… мисс Малдун — моя начальница. И потом, она не совсем в моем вкусе. Слишком обыкновенная.
Пол поднялся и оказался с ней лицом к лицу.
— А я что, необыкновенная?
«Интересно, насколько „не такой, как все“ он меня считает?»
— Только не обижайтесь, пожалуйста. Я подумал, может, мы могли бы как-нибудь поужинать вместе. — Гольдберг смотрел мимо нее на людей, которые поднимались по ступеням. — Прошу прощения. Я очень волнуюсь.
— Спасибо за приглашение, но я чаще всего работаю по вечерам.
Вонищенка совершенно растерялась. Какой-то части ее души очень хотелось этого.
— Ну, что ж поделаешь. Тогда позавтракаем?
— Позавтракаем?
— Ну да. Я каждое утро бегаю шесть миль, очень рано, около пяти. Потом возвращаюсь домой и собираюсь на работу. Иногда, если мне хочется, по пути захожу куда-нибудь и заказываю себе плотный завтрак. Это, конечно, сводит всю пробежку на нет, зато ощущения божественные. — Он улыбнулся ей и слегка склонил голову набок. — Может, присоединитесь ко мне как-нибудь?
— Хорошо, — Вонищенка кивнула и нерешительно улыбнулась. Впервые за все время ее улыбка отражалась в глазах. — Да, пожалуй, я была бы не против.
— Как насчет завтра?
Она снова воззрилась на него безо всякого выражения.
— Только не говорите мне, что завтра в это время у вас другое свидание, — сказал Пол.
— Во сколько?
— В семь. Я могу зайти за вами…
— Я подойду, куда вы скажете. Куда?
Вонищенка сосредоточенно сражалась
— У магазина, на перекрестке Гринвич-стрит и Седьмой.
— Что-то у вас обоих задумчивый вид, — Розмари спустилась по ступеням, — Иногда мне очень хочется, чтобы тузы не лезли не в свое дело. Это весьма облегчило бы мне жизнь. И тебе тоже, Пол. — Она удрученно покачала головой. — Возвращайся-ка ты в прокуратуру. Поработаешь с Чавес. Нам с Сюзанной надо уладить одно дело.
— Увидимся, — сказал молодой человек Вонищенке и пожал ей руку.
Проводив взглядом Пола, который зашагал обратно к зданию прокуратуры, Розмари задумчиво посмотрела на подругу.
— Знаешь, а ведь ты ему нравишься. Разумеется, Джек — член профсоюза и зарабатывает куда больше, но у Пола есть свои положительные качества. — Она прищурилась, — Великолепная задница. Кстати, где Джек?
— Давай найдем спокойное местечко, где я могла бы сосредоточиться. Мне нужен какой-нибудь переулок. — Вонищенка направилась к перекрестку.
— Переулок, — повторила Розмари. — Да ты ошиваешься в классических местах. Тебя что, никто никогда не предупреждал, чтобы держалась подальше от манхэттенских переулков? — Она поравнялась с приятельницей, и женщины перешли Лафайет-стрит. — В таких местах людей убивают.
Полумрак в исповедальне успокаивал; здесь еще сильнее пахло морем, а присутствие отца Кальмара, чей силуэт темнел на матовом стекле окошечка, действовал ободряюще. Слушая рассказ Дженнифер, он негромко не то вздыхал, не то пыхтел.
— Думаю, я знаю, кто этот джокер, который вас преследует, — сказал наконец священник. — Он не из моего прихода, но едва ли найдется много джокеров, которые пару раз не зашли бы сюда услышать Слово Божие. Он откликается на имя Змей. И репутация у него не из лучших, — Отец Кальмар погрузился в молчаливую задумчивость, которая длилась несколько минут. — Я в замешательстве, но, но, возможно, понимание еще придет. Идемте. — Он поднялся на ноги, откинул тяжелую занавеску, прикрывавшую вход в исповедальню с его стороны, и вышел из кабинки. Девушка последовала за ним. — Мне нужно навести кое-какие справки. — Он поднял широкую, похожую на лопату, руку и помахал длинными пальцами, упреждая вопрос, который прочел в глазах Дженнифер. — Ничего не бойтесь. Я буду осторожен и осмотрителен. Отдыхайте. Здесь вы в такой же безопасности, как у себя дома. А возможно, и в неизмеримо большей, если ваши подозрения окажутся правдой.
Щеки у него опять дрогнули, как будто он улыбнулся, затем отец Кальмар с тяжеловесным достоинством зашагал по выложенному плитами полу, издавая чмокающие звуки, а девушка смотрела ему вслед.
Рулетка приближалась к кульминации и противилась ей изо всех сил; бедра сводило от напряжения, к горлу подступала тошнота, живот и пах были объяты огнем. Тахион со своей проклятой чуткостью впился в нее светлыми глазами и замедлил движение, затем принялся ласкать ее груди, гладить бока.