Неизбежность (Дилогия - 2)
Шрифт:
– Задача ясна?
– Командир полка пристально глядит кй комбата.
– Так точно, ясна... Разрешите выполнять?
– Выполняйте! И быстрей нагнать полк! Батальон обрито подбросят на машинах... Желаю успехов!
– Спасибо... Батальон, слушай мою команду!
Мы слушали команду: "Правое плечо вперед, шагом марш!" - и только сейчас вроде бы услышали слабенькое эхо стрельбы. Где стреляют? Вон на топ сопке, что ли? На ней нечто громадное, белое, словно парящее в знойном воздухе. Мираж? Да это ж монастырь! Туда нам и надо. Да это прикрытие монастырь, командир полка уточнил, что там разведывательно-диверсионный центр.
Ну.
– Почему я должен подчиняться комбату мотострелковому, а не он мне?
– Самолюбие взыграло? Брось...
– Пурхаются там, а мне отдуваться.
– Брось! Должности у вас равные, но он по зваыпю манор.
– Майор, а пурхается...
Капитан ворчит. И Трушин, это очевидно, ворчит: недоволен комбатом. И чешет ему на "ты". А вот я "тыкнуть" комбату уже не могу. Спрошу его на "вы" - мысленно: "Товарищ капитан, разве в этом соль - кто кому подчиняется? Разбить бы противника и минимум потерь - вот наша забота. А на данном, как говорится, этапе поскорей добраться бы до места назначения". Оно сравнительно близко, но команда "Шире шаг!" подталкивает и подталкивает нас. Люди выматываются, хрипло дыша и пошатываясь. У Яши Вострикова кровь носом. Санинструктор смачивает его носовой платок, прикладывает к носу. Постояв с запрокинутой головой, Вострпков догоняет роту. Направляющие, шире шаг!
Кровь из носа идет и еще кое у кого. Они запрокидывают головы, зажимают носы пальцами пли носовыми платками и снова шагают.
Дацан - монастырь - ближе и ближе, и стрельба слышнее.
На взлобке, перед монастырем, виден каменный Будда. Разглядывать его особенно некогда, а вот вслушаться надо: из чего стреляют и где стрельба сильней. Различаю пулеметные и автоматные очереди, винтовочные выстрелы, разрывы мин, наиболее интенсивная стрельба на левом от пас фланге, где русло давно пересохшей реки - трава и даже кустарник.
Не доходя до русла, капитан приказал рассредоточиться и залечь, а сам направился к майору, на КП мотострелкового батальона. Мы попадали наземь. Отдыхали. Прислушивались. Проверяли оружие. Я посматривал на солдат, они посматривали на меня, и этот обмен взглядами обещал близость боя. Наступают решающие минуты, когда со своимп солдатами пойду в огонь - для многпх это будет впервые, - и надо, чтоб они были уверены во мне. Как и я в них. И еще надо, чтобы судьба оказалась к нам не слишком суровой. Чтобы мои люди остались живы. И не покалечены.
Да, и лупоглазый Будда смотрел на пас. Мы смотрели на пего.
Но обмен взглядами, пожалуй, ничего и никому не обещал. Истукан останется на месте, а мы пойдем дальше, к Хпнгану. Только сначала нужно разделаться с самураями в монастыре и в окопах вокруг монастыря. Эти окопчики отсюда просматриваются неплохо. Капитан вернется, и пробьет наш час. До этого необходимо что-то сказать солдатам. Тогда прервется тягостное, выматывающее молчание, тогда они приободрятся, воспрянут духом.
Таких слов я не находил. Федя Трушин сказал:
– Ребята! Этот дацан окружен. Устроим самураям маленький Сталинград!
И бойцы оживились, кто-то улыбнулся, кто-то произнес:
"Сталинград? Здорово!" Оказывается, и японцы нас недурно видели, постреливали из окопов. Прошедшая в сантиметре от виска пуля предупредила: стреляют - могут и убить. Я приказал роте:
– Не
– Точпяк, - сказал Логачеев.
– Эту продырявят - замену старшина Колбаковскпй не выдаст.
Через взводных передаю новую команду:
– Фронтовикам в бою опекать молодых, при необходимости немедля приходить на выручку!
П только тут, задним числом, поеживаюсь: сантиметр - это очень близко. Собственно, до боя могло укокать. Ты, Глушков, тоже побереги голову, замены не будет. Взамен - фанерная пирамидка, жестяная звездочка, не спеши с этим. Конечно, со временем их сменит мраморное надгробие с золочеными буквами.
И все-таки не спеши.
Комбат повел нас балкой - мы охватывали дацан с северозапада. А мотострелковый батальон сместился на юго-восток. Перегруппировка позволила создать большую плотность ружейнопулеметпого огня. Да и минометов прибавилось. Кстати, решено было перед атакой произвести интенсивный огневой налет из всех наличных минометов. По данным разведки, которую проводил мотострелковый батальон, монастырь обороняют двести - двести пятьдесят японцев - из разведывательно-диверсионного центра и в основном остатки разбитых подразделений, стекавшиеся к монастырю; вооружение пулеметы, винтовки, карабины, гранаты.
Взмыла красная ракета, и ударили минометы, ротные и батальонные. Мины рвались то слабей, то мощней, по с одинаковым лопающимся звуком. По всей японской обороне вокруг дацана и во дворе тучи пыли и дыма, сносимые на нас, Это неплохо:
как будто поставлена дымовая завеса, прикроет в атаке. Минут десять спустя вторая красная ракета, и я кричу:
– Рота, в атаку, за мной!
Мне не обязательно идти в первых рядах, по я подымаюсь с цепью, бегу, призывно размахивая автоматом. Это больше для безусых, необстрелянных: ротный с ними! Бегу и успеваю заметить: рота, не мешкая, бежит за мной, Иванов и Петров догоняют, а сержант Черкасов вырывается вперед. На ходу стреляем из автоматов, ручных пулеметов; с флангов нас поддерживают станковые пулеметы; за монастырем слышна такая же стрельба, да еще и треск мотоциклов: мотострелкп атакуют в пешем строю и ломятся на своих трещотках. Японцы огрызаются: стегают очереди "гочкисов", беспрерывны выстрелы карабинов.
Слева, как хлыстом, рассекает воздух пулеметная очередь.
Цепь залегает. Я - в середине ее - командую:
– Перебежками вперед! По-пластупски вперед!
Кто ползет, обдирая локти и колени о камни, кто вскакивает, пригнувшись, пробегает несколько метров, падает, отползает в сторонку. Вести огонь не прекращаем нп на минуту. Не прекращают и японцы. Я перебегаю, даю очередь, осматриваюсь. Отставших вроде бы нет, рота продвигается. Продвигаются ы другие "юты.
Нот заливает глаза, руки и ноги дрожат от напряжения, жажда склеивает губы, в висках стучит кровь: впе-ред, впе-ред. Понимаешь: потеть и надрываться на марше совсем не то, что в атаке.
Очередь взбивает пыльные фонтанчики перед носом, я вжимаюсь в землю и на какой-то миг теряю представление, где я и что я.
На миг мерещится: в разгар лета атакуем смоленскую деревню.
Немецкий крупнокалиберный пулемет чешет кинжальным огнем с кот"кольни. Вторая очередь возле физиономии возвращает к действительности. По-пластунски отползаю с простреливаемого пятачка. Доносятся команды Иванова и Петрова:
– Второй взвод, броском вперед!
– Третий взвод, вперед! Вперед!