Неизменная любовь
Шрифт:
Говорили мало — но что могли, то переводили. В основном, конечно, переводил Миша. Он опускал только половину слов Эйлин, а предоставь мне право голоса, я бы уложила всю ее речь в одно слово — трындит. Ни о чем. И благодарит за все. Сейчас дело до воздуха, наверное, дойдет. Хотя к нему мы не имели никакого отношения — он финский.
Мы тоже поблагодарили их, когда Миша вручил нам подарки. Он хотел сделать это еще до ужина, но бабушка уже не могла больше ждать. И надела бы подаренную шерстяную кофту не на себя, а внуку на голову. Мне досталось бордовое пончо с шарфиком. Самое то для холодных семейных отношений.
— К маминому панчо подходит, — выдал Миша, малость краснея под благодарственным взглядом родителя. — Классно будете вместе смотреться… Ну вы и так классно смотритесь…
— Давайте я вам поиграю!
Ну что за девочка, ну что за умница! Без перевода все поняла! Склонила головку к скрипке и повела смычком веселые мелодии.
— Пап, сейчас покажу, чему мы маму научили!
Миша, я тебя убью! Но сын, похоже, разучился читать по материнским глазам. Он, игнорируя мои протесты, вытащил меня на середину пустой гостиной, заставляя отбивать чечетку. У меня и так, кажется, все вены на ногах лопнули от напряжения — сейчас еще и синяками растекутся!
— Нам англичане запрещали танцевать, — затараторила Эйлин, пряча наконец свой фидл в футляр. Переводил Миша, я не могла отдышаться и держала руку у сердца, которое билось отнюдь не ровно. — Но мы собирались в хлеву или конюшне. Там же денники по пояс: вот и можно было лишь ногами незаметно стучать, чтобы английские патрули не разогнали отдыхающих.
— Мам, Эйлин про девятнадцатый век говорит, — дополнила я Мишин перевод.
— Кто-нибудь пойдет со мной гулять? Ну, кроме тебя, — это Березов сказал подбежавшей к нему Стелле, охранявшей до этого молодых незнакомцев.
— Пап, мы сами погуляем…
Березов сжал губы: ну что за дурак! Не с ним не хотят идти, а Миша хочет дать передохнуть своей Эйлин. Сейчас уйдут, все ему объясню. Но, увы, собака с ребятами не пошла — разлаялась на крыльце, уперлась лапами и ни в какую.
— Мы с папой идем с вами! — и тихо: — Слава, пошли… Надень шляпу, а я пончо!
Без шуток, мне было холодно. Меня колотило и внутри, и снаружи.
— Ды будь ты мужиком уже! — толкнула я его к двери и обернулась к маме, пожелавшей сообщить мне, что они с папой лягут спать.
Да скатертью дорожка в страну дураков! Мне одного дурака сейчас достаточно.
Березов взял поводок и то и дело отходил от меня, якобы дать псине понюхать кусты. Я плюнула и в итоге взяла под руку сына. Эйлин тут же вернулась к своим баранам — какой у вас замечательный дом, какая была вкусная еда, какая классная природа. Девочка, уймись!
— Мы завтра покажем тебе настоящую природу, — сообщила я по-английски и спросила, есть ли у нее купальник.
— Мам, я же сказал, что она не умеет плавать.
— На катере тоже брызги!
Предложить свой я не могла — не из-за гигиены даже, а потому что он на дородную ирландку бы не влез!
— Давайте купим. У нас надувной матрас есть. Днем еще тепло, можно купаться. Ладно, ваше дело. Но можно и без купальника. В шортах я имела в виду…
Отдельная комната. Ну хрен с вами, молодежь! У нас тоже месяц воздержания! Что стар,
Я стала составлять план культурной программы, упомянула и замок, и музей механических музыкальных инструментов и церковный музей. Миша молча кивал. Эйлин говорила, что это будет очень интересно. Другими словами, всем хотелось разбежаться по комнатам, закрыть двери и выдохнуть. Впрочем, первый вечер прошел без особых потерь.
Кухня сияла чистотой — мама все прибрала перед сном. Понятное дело, что никто не спал, но дверь, ведущая из гостиной в гостевую спальню, была плотно затворена. И все же я предложила гостям еще чаю. С учетом, что они привезли ирландский вместе с мёдом, настоянном на виски. Выпивку, кстати, не привезли и даже отказались за столом попробовать финской укропной водки. Еще успеется.
Отправив всех наверх, я налила себе виски и уселась за пустой стол. Дам Березову уснуть и только потом лягу в супружескую кровать. Но он меня явно не дождался. Услышав на лестнице шаги, я выпрямилась и повернула голову на шум. Миша!
— А тебе что не спится?
— Мам, что это ты одна пьешь?
— Так никто не хочет. А у меня голова болит.
— Так лучше по улице погулять.
— А виски?
Я подняла недопитый стакан, и Миша, точно так же как Паясо, вырвал его. Только не отставил в сторону, а влил в себя.
— Пошли?
Я накинула кофту, тоже ирландскую, но которую привезла с острова сама, и пошла за сыном на веранду.
— Пойдем к озеру.
Темновато. Фонари только у дома, но луна почти полная. У воды светлее. Но на всякий случай, чтобы не оступиться, я крепко держала сына под руку. Глупости, мне просто хотелось к нему прижиматься. Пусть между нами было два толстых свитера, все равно это не два моря!
— Мам… Можно задать тебе личный вопрос? — сказал сын, когда мы минуты три молча простояли на пристани, глядя на бегущую по озерной глади лунную дорожку.
Я кивнула.
— Почему ты вышла замуж за папу?
Я подняла глаза: передо мной стоял лось — высокий, широкоплечий, как и его отец в молодости. Такой, каким я видела Славку лишь на чернобелых любительских фотографиях, снятых, должно быть, на «Зенит» или «Смену» в те годы, когда я еще даже не родилась…
Ну и вопрос! Неужели мне нужно отвечать на него и тебе? «Мне было восемнадцать, и я была влюблена…» Улыбка и конец разговора. Именно так я отвечаю бестактным людям на вопрос про нашу с мужем разницу в возрасте. Разницу в двадцать с лишним лет. Мне было, по правде, всего семнадцать, но тогда бестактные люди качают головой — по залету, значит…
— Что за вопрос…
Я не жду подвоха. О чем может спросить меня мой красавец? Красный от одного глотка виски.
— Я просто в него влюбилась.
Миша смотрел на меня, не моргая. И вдруг спросил:
— А ты изменяла когда-нибудь папе?
Меня пробила дрожь. Пробралась через крепкое узелковое переплетение шерстяных нитей. Не побежала вниз по позвоночнику, а поднялась к горлу и обвила ледяным железным кольцом, не позволяя даже вздохнуть. Не то что сказать слово лжи…
Я не лгала сыну даже по пустякам. Даже в глубоком детстве. Даже когда Миша просил стотысячную машинку, я не говорила, что забыла дома кошелек. Но сейчас я собиралась солгать ему в самом важном.