Неизменный жребий
Шрифт:
Корнелия могла поручиться, что мать в жизни не держала в руках каких-нибудь симпатичных журналов. Даже если журналы и попадали в ее руки, то это была специализированная литература — аудит, бухгалтерия, юриспруденция…
Карманных денег и вообще сбережений Корнелии на тот момент не хватило бы ни на пару изящных босоножек какого-нибудь пастельного оттенка, ни на сногсшибательное платьице приталенного силуэта.
В результате материнской опеки и заботы фигура Корнелии была прочно скрыта под коричневой тканью. На выпускном она не пользовалась особым успехом.
Но она и сама чувствовала себя скованно. Жалась, ей было неуютно. В туалете она накрасила губы ярко-красной подружкиной помадой. Ей казалось, что это хоть как-то компенсирует недостаток эффектности. Ей так хотелось почувствовать себя более женственной на этом празднике…
Чувствовать себя женщиной получалось плохо.
Давний дружок даже подбросил ее до дома на папином «лендровере». Но это уже не могло спасти для Корнелии вечер. Она ловко (как ей самой показалось) увернулась от поцелуя. К тому же дружок благоухал пивом. «Сейчас присосется ко мне, перепутав с очередной бутылкой, как пить дать», — с опаской подумала Корнелия, подставила для поцелуя щечку, потом резко открыла дверцу автомобиля и вывалилась из него, едва не сломав правый каблук.
Обещания заехать за ней завтра и отправиться куда-нибудь — на пикник, в боулинг, просто пить кофе — Корнелия уже не слушала, нашаривая в сумочке огромную связку ключей от дома.
Словом, торжество не удалось. Корнелия ощутила себя не прекрасным лебедем (хотя для этого были все основания!), а… нет, и не гадкой замарашкой. Нечто среднее, пожалуй. Хотя это самое «среднее» было ничуть не лучше замарашки.
Замарашка что? Хотя бы привлекает внимание. Да-да. Выделяется из толпы… своей неряшливостью или бедностью. Некоторые с жалостью отворачиваются.
А этот коричневый костюм, эти скучные туфли на один из главных праздников в жизни девушки, почти подростка… Корнелии казалось, что там, в ярко украшенном зале, она почти слилась со стенами, была никакой, на нее не обращали того внимания, которое должны были бы обращать.
Злополучный коричневый костюм Корнелия аккуратно повесила на плечики и задвинула в самый дальний и темный угол шкафа. Туфли долгое время валялись в коридоре. Об них спотыкались все кому не лень. Мать ругалась — прибери, положи в коробку. Корнелия на словах соглашалась, на деле не хотела даже прикасаться к этой обуви.
Дело закончилось тем, что мать сама намазала туфли кремом, убрала их в соответствующую коробку и сунула куда-то среди прочих обувных коробок дочери.
Когда Корнелия переезжала на свою первую съемную квартиру, у нее не было особого времени разбирать все эти вещи. Как было, погрузили в фургон, а в новой квартире Корнелия распихала все по встроенным шкафам и шкафчикам.
И вот теперь костюм неожиданно подвернулся ей под руку.
Он словно издевательски подмигивал своими блестящими, под бронзу, пуговицами.
Мол, хочешь не хочешь, а придется надеть. Деваться-то тебе некуда. Разве что ты собираешься последовательно высушить феном какие-нибудь
Корнелия не собиралась. Более того, она опаздывала… Уже было слишком много времени, а стрелки на часах неумолимо тикали, напоминая о себе.
Вот так и вышло, что, когда Корнелия наконец-то вышла из дома, на ней вопреки обыкновению и против ее желания был скучный коричневый костюм подчеркнуто делового вида, коричневые туфли, в поисках которых пришлось перетрясти добрую дюжину коробок. Корнелия ловила такси, открывала зонтик, укладывала в объемную сумку ключи — и все это одновременно.
Да, если сегодняшний день соизволил начаться так неприятно, то какого же продолжения от него стоит ожидать?..
2
Клиффорд вел свою старенькую «семилетку» — «тойоту» — вдоль набережной.
Дождь заливал лобовое стекло. Дворники резво бегали туда-сюда, но воды было слишком много, они плохо справлялись.
Хорошо хоть не было слышно, как дождь барабанит по стеклу. У Клиффорда в машине, как это частенько случалось, играла музыка. Громкая. Пожалуй, даже чересчур громкая.
Но что было делать, если эта песня вдруг так живо напомнила ему о Трейси?
Конечно, он немедленно повернул регулятор громкости почти на полную мощность.
Клиффорд мечтательно прищурился. В памяти всплыли лукавые зеленые глаза Трейси, ее волнистые русые волосы с каким-то необычным, скорее всего, медовым отливом.
И ее танец на барной стойке. Да, такое мужчины забывают нескоро. Из всех тех девчонок, кто умудрился вскарабкаться тогда на стойку, Трейси была, пожалуй, самой гибкой. Самой грациозной. Ее движения были пластичными и неожиданными одновременно. Где-то — дерзкими, а где-то — просто красивыми.
Неудивительно, что после этого маленького импровизированного представления к зеленоглазой красавице немедленно ломанулось полдюжины мужчин — поздороваться, засвидетельствовать одобрение, предложить угощение в виде кружечки темного пива.
К счастью, Клиффорд оказался самым проворным из них.
— Вы позволите? — поинтересовался он.
Лукавые зеленые глаза встретились с такими же зеленоватыми, как бутылочное стекло, глазами.
— Позволю что? — уточнила зеленоглазка.
А вот продолжение своей вступительной речи Клиффорд не подготовил. Он даже немного растерялся, так как сам от себя не ожидал…
— Что позволите? — переспросил он. — Да ничего, думаю.
— То есть как это — ничего? — Зеленые глаза прищурились, на этот раз — в недоумении.
— А вот так. Ничего. Думаю, вас и без меня утомили своими просьбами или предложениями.
— Просьбами?
— Да, — кивнул Клиффорд. — Например, станцевать еще, скоротать вместе вечер, сообщить номер телефона… Но каждый человек имеет право на отдых. На свободу от назойливого внимания окружающих. Даже если этот человек — такая красивая женщина, как вы…