Неизведанные гати судьбы
Шрифт:
Сделав небольшие подарки учителям и директору школы, в виде продуктовых наборов из различных копчёностей, мы всем поселением проводили их в обратную дорогу. А на следующий день, наше поселение зажило своей привычной повседневной жизнью.
Когда окончательно растаял последний пожухлый снег, мы дружно отметили все весенние праздники и терпеливо дождались появления первой зелёной травки. А вскоре Ярило-Солнышко окончательно прогрело землю и весна окончательно взяла верх над зимой.
В день рождения Яринки, все оставшиеся в поселении жители, расставляли столы у нас во дворе, и начали накрывать их различными вкусностями. Не успели мы сесть за столы, как кто-то из моих детей крикнул «наш обоз возвернулся». Я сразу отправился за ворота и увидел
— Здравствуй, Иван Иваныч. Что случилось? Где все остальные?
— И тебе, здравия, Глава. Охотники и обозники по домам разошлись, а об остальном, я даже не знаю как тебе сказать…
— Говори как есть, старшой, а там уже думы думать будем.
— Обманули нас власти, ежели коротко. Узнав что наш обоз в город прибыл, они сразу в наше представительство примчались и начали настаивать на срочной передаче продуктов, у них видите ли они давно закончились. А после того, как наши копчёности забрали, про нас словно забыли. На мои звонки по телефону, два дня вообще никто не отвечал. Пришлось сходить в райисполком к председателю, чтобы выяснить, почему договор нарушается. Председателя и его помощников на месте не оказалось, и секретарь меня отправила к какому-то начпроду со странной фамилией. Я когда его увидел, то сразу же вспомнил. Он в царские времена был на побегушках у раввина, в местной иудейской общине. Тот, похоже меня тоже узнал, ибо нагло глядя мне в глаза, заявил, что «в связи с тяжёлой продобстановкой в Западно-Сибирском крае, он принял решение все продукты питания реквизировать, а ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть». После чего, ехидно ухмыляясь, добавил: «Власть поменялась. Теперь всё высшее руководство находится в Новосибирске. Так что у вас теперь нет никаких высоких покровителей. И если вы начнёте возмущаться, и что-то требовать от Советской власти, то для вас всегда найдутся свободные камеры в местных подвалах ОГПУ».
— Я понял тебя, Иван Иваныч. Скажи, а енти шесть мешков с зерном откуда взялись?
— Так у меня изначально нехорошее предчувствие было, а когда мы к городу приближаться стали, это чувство ещё больше усилилось. Мне тогда почему-то подумалось, что что-то неладное в Барнауле происходит. Да к тому же власти усиленный наряд красноармейцев на почтовом тракте поставили. Поэтому, перед самым въездом в город, я шепнул Яросвету, чтобы мужики копчёности с одной подводы по-тихому прибрали и припрятали в подвалах нашего представительства. Наши артельные охотники, по приезду, быстро одну подводу разгрузили, и на неё все свои пожитки сложили. Так что видимость была, что мы ещё ничего не разгружали. Как только все вернулись к подводам, тут же появились представители власти и стали требовать немедленно передать им продукты. Я пошёл с ними в контору, чтобы позвонить по телефону. На той стороне провода мне чётко приказали, выдать без промедления продукты представителям власти, а назавтра с утра ожидать подвоза хлеба. Как я уже говорил, хлеб нам так никто и не привёз. После общения с начпродом в райисполкоме, я связался со знакомыми деловыми людьми и назначил им встречу. Когда мы повстречались, я первым же делом спросил: «Есть ли у них хлеб?». Мне ответили, что в наличии только шесть мешков с зерном, больше нету. Дальше мы договорились, что я отдаю им всю нашу копчёную продукцию, а они со мною рассчитываются имевшимся зерном и наличными деньгами. Деньги мне деловые выдали сразу, ещё до получения копчёностей, так что мне вполне хватило средств выплатить зарплату всем работникам. Заодно я сообщил, что представительство временно закрывается, а когда вновь откроется пока неизвестно. Ну и заодно рассказал людям, как нынешняя власть нас ограбила. Помимо зарплаты, я распорядился каждому работнику выдать копчёностей, чтобы их семьи сильно не голодали. Как стемнело, прибыли люди от деловых. Они привезли шесть мешков с зерном и забрали нашу копчёную продукцию. Немного поудивлялись, что получили немного больше чем мы изначально договаривались, но я сказал, что остаток денег они мне в следующий раз отдадут. На том мы и расстались. А уже как рассвело,
— Ещё какие-нибудь новости привёз?
— Новостей у меня нет. Тут тебе письмо пришло из Москвы. Оно отправлено на адрес нашего артельного представительства в Барнауле. Я его вскрывать не стал, так как на нём указаны твои фамилия, имя и отчество. От кого оно, на письме не указано, там только штамп стоит «Профсоюза работников кооперации и госторговли». Видать очень серьёзная организация, раз местные власти не решились это письмо вскрыть. Вот, держи, — сказал Иван Иваныч, и протянул мне запечатанный конверт.
Быстро распечатав письмо и прочитав его, я улыбнулся.
— От кого письмо-то? — спросил Иван Иваныч.
— От Семёна Марковича. Он благополучно добрался до столицы, встретился там с нужными людьми и рассказал им о том произволе местных властей, что они на Алтае устроили. Московские товарищи направили Семёна на работу в профсоюз. Он кстати, только в средине зимы появился. Как пишет Семён Маркович: «Решением пятого пленума ВЦСПС, Всесоюзный профсоюз советских и торговых служащих был разукрупнён на три профсоюза: работников кооперации и госторговли, работников государственных учреждений и финансово-банковских работников». Теперь всё стало понятно. Семён воспользовался служебным конвертом, потому что не хотел, чтобы письмо от него местные власти вскрыли.
— Чего он ещё пишет?
— Всё о чем мы с ним обговорили перед самым его отъездом, Семён Маркович всё-таки смог сделать. Как у него получилось обо всём договориться, он не пишет. Лишь сообщает, что большая пятикомнатная квартира уже приготовлена, а в учебных заведениях ждут своих новых студентов. Письма от Яринки ответственным людям тоже пригодились.
— Демид Ярославич, половину из того, что ты сейчас сказал, я так и не понял. Ты можешь мне простым языком объяснить, о чём ты сейчас говорил?
— О том, что представители власти могут нас ограбить и разорвать договор с артелью, Семён мне сообщил ещё когда находился в нашей больничке. И даже предположил, что представители нынешней власти могут взять моих детей в заложники, чтобы наша артель продолжала поставлять копчёную продукцию к их столу. Вот тогда-то Семён Маркович и предложил мне отправить детей в Москву, где мои старшие поступят учиться в различные институты, а младшие сначала пойдут учиться в училища, а потом в институты. Я уже разговаривал со своими детьми. Девчата решили учиться в медицинских учреждениях, благо Яринка написала для них рекомендательные письма, а все сыновья, кроме Всеволода, решили учиться на инженеров.
— А Всеволод твой где захотел учиться?
— Он хочет поступить в институт, где сможет продолжить изучать иностранные языки. Раньше я не мог отправить детей учиться, так как у нас не было жилья в Москве, да и документов об окончании средней школы у моих детей тоже не имелось. А вот сейчас обе проблемы решены. Семён нашёл и приготовил большую пятикомнатную квартиру, а у всех моих сыновей и дочерей, кроме Ивана, появились настоящие свидетельства об образовании.
— Что будем делать дальше?
— А дальше мы все вместе будем праздновать день рождения Ярины Родасветишны. Ты пока сходи до нашей баньки, умойся с дороги, и присаживайся за праздничный стол, накрыто уже всё, а я тем временем скажу Всеволоду и Доброславу, чтобы перегнали все подводы на двор Управы, и убрали на склад мешки с зерном. Все остальные наши дела, Иван Иваныч, мы обсудим после дня рождения моей супруги…
С самого утра, все поселянские дети, не прекращая помогать взрослым в домашних делах на огородах, бурно обсуждали прошедший день рождения тётушки Ярины. Обсуждение детей, в первую очередь, касалось большого и вкусного торта, который испекла моя супруга. Она этому в Москве научилась. Вот так, идя по улице до Управы, я то тут, то там, слышал детские голоса и даже споры, в которых дети выясняли, кому вкуснее кусочек торта достался.