Неизвестная блокада

Ломагин Никита Андреевич

В начале июня 1942 г. в ряде районов немцы ввели карточки на хлеб. По данным отделений СД, нормы выдачи хлеба в «благополучной» Сиверской для работающих составляли 300 грамм хлеба или 225 грамм муки, а для неработающих — 150 грамм хлеба или 110 грамм муки. Неработающие, как уже отмечалось, получали продукты по остаточному принципу⁶². Очевидно, что в большинстве населенных пунктов прифронтовой полосы был страшный голод.

В августе 1942 г. настроения существенно не изменились. Однако, по мнению обершарфюрера Меллера, о хорошем настроении в целом по району говорить не приходилось. Наряду со

спокойным отношением к происходящим событиям и дружелюбным высказываниям части населения в адрес немцев, все же доминировали враждебность и, отчасти, безучастность населения. Настроение испортилось из-за поборов, проводимых вермахтом, а также краж. Однако, по-прежнему, главным фактором, определяющим настроения, является продовольственное положение⁶³.

В городах отношение к немцам с самого начала было более враждебное⁶⁴. Во-первых, они ничего не давали городскому населению и жизненный уровень горожан значительно снизился по сравнению с жизнью при советской власти. Во-вторых, большое количество горожан, особенно интеллигенции, лишилось всякого заработка и стало голодать. Городские жители очень скоро узнали об обращении немцев с военнопленными. Немцев в городах было довольно много и они держали себя более развязно, чем фронтовики. Наконец, большое возмущение в городах вызывали публичные казни и массовые расстрелы еврейского населения.

«Местные жители отказывались покупать или даже просто брать вещи убитых евреев, не ходили, несмотря на приказы смотреть на казни, и нередко громко выражали свое возмущение этими мерами. В контрразведку поступали многочисленные донесения о таком возмущении населения и даже абвер вынужден был рекомендовать отказаться от публичного расстрела евреев, ссылаясь на такую реакцию населения. С лета 1942 г. эти публичные казни прекратились, но дело было уже сделано.»⁶⁵

Кроме того, особенности немецкой политики, основанные на убеждении в превосходстве германской расы над другими, были более заметны в городах, чем в деревнях. Солдаты вермахта, расквартированные в деревнях, мало думали о политических теориях, а кроме того они нуждались в помощи населения (стирка белья и пр.), да и привыкли к нему, постоянно общаясь с местными жителями.

В течение первого года войны вся контрразведка на оккупированной территории Ленинградской области была сосредоточена в руках абвер-офицера армии и его штаба. СД не работало в сфере армии и вело свою деятельность в районах, где было создано гражданское управление. Со временем, однако, СД стало получать все большие полномочия даже на территории армии и, в конце концов, стало действовать совершенно самостоятельно, вербуя агентуру как среди гражданского населения, так и чиновников местного управления, прежде всего бургомистров. В списки агентов СД, как правило, попадали лица старшего возраста⁶⁶.

Абвер-офицер был формально подчинен начальнику отдела 1с армии, ведавшему всей разведкой. Абвер-офицер получал приказы как от отдела 1с, так и от своего начальника по абверу. Штаб абвер-офицера состоял в среднем из начальника штаба, заместителя абвер-офицера, 3—4 офицеров, 5—6 зондерфюреров в ранге офицеров, знавших русский язык, 14—20 писарей, радистов, делопроизводителей и т. п.

Штаб абвер-офицера обычно находился в нескольких километрах от штаба армии в

небольшом населенном пункте, охрана которого не представляла особых трудностей. В октябре 1941 г. штаб абвер-офицера 18-й армии находился в Сиверской. А после того, как советской разведке удалось установить регулярное наблюдение за ним, он был переведен в село Лампово, которое находилось в 6 километрах от Сиверской. Жители села, староверы, были тщательно проверены, а весь пришлый элемент выселен.

Штаб абвер-офицера имел в своем распоряжении несколько сот русских агентов обоего пола. Агенты были сведены в резидентуры. Всякий вновь завербованный агент некоторое время жил в «резерве»под наблюдением и на работу не направлялся. В Лампово было несколько домов, отведенных для проживания агентов, причем в каждом доме один-два проверенных агента наблюдали за поведением своих коллег, провоцировали на откровенные разговоры и потом давали им характеристики. Обучением агентов занимались офицеры абвера или зондерфюреры.

Стимулом для работы в качестве агентов было то, что немцы давали им усиленный паек военнослужащих, а кроме того табак, сигареты, сладости и водку. Одевали агентов в гражданскую одежду, захваченную немцами при занятии советских городов. Все материалы, обувь, часы и прочие необходимые вещи получали главным образом из Прибалтики.

Проверенный и немного обученный в резерве агент направлялся в соответствующую резидентуру, где и начинал постепенно работать под руководством старых и более опытных агентов. Резидентуры создавались в обязательном порядке в городах, крупных деревнях и селах, на железнодорожных станциях и в местах пересечения шоссейных и больших дорог.

В городах могло быть, в зависимости от их значения, по 2—3 резидентуры. Например, в Красногвардейске (Гатчине) было две резидентуры, так как там находился самый крупный в Ленинградской области свободный базар.

Во главе резидентуры стоял резидент — обычно старый и проверенный агент или же агент, особо отличившийся в работе. Резидент получал задания по разработкам из штаба абвер-офицера, но вел дела по своему усмотрению, предоставляя в штаб еженедельную сводку о своей работе. Перед штабом он отчитывался и в полученных им деньгах и в товарах. Резидент оплачивал труд агентов, по его предложению они получали дополнительное вознаграждение или же подвергались наказанию.

В распоряжении резидента было обычно от 10 до 20 штатных агентов, а также неограниченное количество завербованных им секретных осведомителей. Эти осведомители не получали какого-либо определенного жалования или пайка и не подписывали обязательство о работе в абвере. Формы их вознаграждения были различными. За принесенные сведения им давали деньги, водку, табак, одежду или же просто освобождали от работы, а иногда предоставляли различные льготы (например, разрешение открыть какой-нибудь магазин, перевозить товары и т. п.)

Резидент жил совершенно законспирированно, обычно в отдельном домике, купленном для него в деревне. В городе же, напротив, он проживал в большом доме, в котором было много жильцов и где советской разведке было бы труднее организовать за ним наблюдение. При резиденте жили 2—3 агента. Один из них передавал другим агентам распоряжения резидента, а второй агент был писарем, вел всю отчетность, писал по указаниям резидента донесения в штаб абвера. Третий агент являлся телохранителем резидента.