Неизвестная «Черная книга»
Шрифт:
А в одном старом женском салопе я разыскал написанное карандашом на вырванном из арифметической тетради в клетку заявление, которое я позволю себе привести целиком:
Господину начальнику германской полиции
от гр. Кац Марголи Израилевны,
проживающей по ул. К. Либкнехта, д. 87
Ввиду того, что у меня муж душевнобольной, ему 51 год, и мальчик 12 лет, неспособный к физическому труду, я прошу оставить нас в городе Феодосии. Ставлю Вас в известность, что наша семья трудится на табачной фабрике с 10 лет. В последнее время я служила продавщицей в буфете воды и никогда не состояла в какой-нибудь партии. Очень прошу принять во внимание и оставить
Это заявление писалось наспех с пропусками букв, вкривь и вкось, в последнюю минуту перед тем, как надо было отправляться на зловещее «установленное место». Конечно, она прекрасно знала, что за переселение уготовлено для нее немецкими властями, но нужно было создать для самой себя и ее несчастной семьи какую-то жалкую иллюзию, что не все потеряно.
Я не знаю, почему заявление Марголи Кац осталось в кармане ее салопа, а не попало в руки начальника полиции. Возможно, ей приказали раздеться так неожиданно, что она не успела вспомнить о своем заявлении. А может быть, она, прибыв в «установленное место», поняла, что отныне нет у нее больше никаких надежд на спасение.
И вот я храню сейчас у себя на память альбом с марками, маленькую картонную шестиугольную звездочку и ужасающее своей безнадежностью и трагической беспомощностью заявление Марголи Кац, которая «работала продавщицей в буфете воды и никогда не состояла в какой-нибудь партии».
Девочка из Феодосии Алла-Роза Бразголь
272
Д. 953, лл. 9–12. Машинопись с правкой. На последнем листе – автограф автора и дата. – И. А.
Анна Степановна Скляренко жила со своим мужем-механиком на хуторе Сарагол, в трех километрах от Феодосии.
Она получила строгое предписание явиться в гестапо и уплатить налог за собаку.
Анна Степановна торопится в Феодосию выполнить предписание: она знает, что значит затевать историю с «ними»…
В городе на одном из перекрестков подбегает к ней плачущий ребенок – девочка. Анна Степановна взяла ее за ручку: «Что такое?» В это время подбегает какая-то женщина. Девочка прижалась к Анне Степановне, ухватилась за нее и кричит: «Эта тетя хочет отдать меня в гестапо!»
– Как это так?
Женщина рассказала, что ребенка оставила у нее мать, которую затем убили. Сейчас немцы расстреливают всех, кто скрывает у себя еврейских детей. Вот она и шла сдать ребенка в гестапо, но этот чертенок вырвался…
Анна Степановна возмутилась:
– Что же это, ничего святого больше нет! – сказала она и отчитала женщину.
А девочку она взяла за ручку и поспешно вернулась в Сарагол.
За городом, успокоившись, она остановилась и стала разглядывать ребенка. Это было изможденное, измученное существо с черными умными глазищами. Выглядела девочка года на четыре, хотя она уверяла, что ей все шесть. Разговаривала и держала себя она как взрослая.
Девочка тоже пришла в себя и рассказала, что зовут ее Розой, что дедушка ее, крымчак Абрам Бразголь, жил в Феодосии с бабушкой Стерой и с ними, то есть с ней и матерью, которую звали Ривой. Немцы всех расстреляли и вырубили дедушкин сад.
Анна Степановна обняла ребенка:
– Моих детей со мной нет, а ты без родных – будем жить вместе.
Она
Так Роза прожила в траншее месяц. Днем света божьего не видела. Вдруг разнеслась весть: наш десант высадился в Феодосию! И действительно, вскоре в доме Скляренко разместился штаб десантников.
Началась новая жизнь. Роза-Алла перебралась из траншеи в дом. Днем она гуляла по улице, сколько хотела. Штабные командиры и красноармейцы носились с ней.
Но в это время десант решил эвакуироваться. Однако первое, что сделали наши бойцы, – они обоих Скляренко и ребенка переправили на Большую землю.
При переезде через водный рубеж случилось несчастье: немцы обстреляли их и убили Скляренко-отца.
Анна Степановна с ребенком уехала в Ташкент и там поселилась. Однажды до них дошло письмо от младшего сына с фронта. Он писал, что ранен и едет в Ташкент на лечение.
Сейчас Роза-Алла со своей второй матерью Анной Степановной в Москве у сына. Он теперь студент Художественного института. Живут они втроем очень дружно. Аллу никому отдавать не хотят, да и Алла-Роза от них никуда уходить не желает.
Уничтожение еврейских колоний в Крыму
Из актов ЧГК
Привожу несколько актов об убийствах в еврейских колониях в районе Евпатории. Жертвы в большинстве своем – дети, женщины, больные и старики. Более сильные и выносливые были вывезены в районные центры и там убиты.
Село Икор [274] (из акта):
273
Д. 950, лл. 222–223. Автограф.
274
Ныне с. Ромашкино Сакского р-на. – И. А.
С первого же дня оккупации Икорского сельсовета палачи начали свое кровавое дело – уничтожение мирных советских граждан, не щадя никого, ни стариков, ни грудных детей.
Все еврейское население было взято на строгий учет и переносило пытки, ожидая с минуты на минуту смерти, так как в городе к тому времени все евреи были уже убиты.
Зная, что они обречены на гибель, эти люди все же работали, а после работы их вели на расстрел.
Уничтожение евреев происходило в двух километрах от села, где расстрелянных бросали в глубокий колодец. Некоторых туда бросали живьем. Погиб тридцать один человек – старики, больные, беременные женщины и дети [275] . Комиссия подчеркивает зверства, учиненные над женой и детьми старшего лейтенанта Савченко. Эта женщина, еврейка, оставалась в Икоре еще в течение полутора месяцев после уничтожения евреев в этом селе. Она была не похожа на еврейку. Однажды село проезжала немецкая часть. Немцы расстреляли ее вместе с четырехлетней девочкой и двухнедельным мальчиком в девяноста метрах от ее дома.
275
Были казнены 36 евреев. – И. А.