Неизвестная пьеса Агаты Кристи
Шрифт:
– Сама писала? – уважительно переспросила Женя, надеясь, что голос не дрожит. Она разволновалась необычайно – из-за Неборсина, конечно. Еще одно совпадение – Климов был с ним знаком! – явилось очередным полновесным доказательством правоты Грушина. Да, здесь все очень далеко от случайностей!
– Точнее, переводила. Уверяла, будто нашла забытую пьесу Агаты Кристи и сама ее перевела. Аделаида работала у нас в пединституте на кафедре эстетического воспитания и вела студенческий театр. Вот уж была эстетка! Вот уж была артистка! – покрутил головой Климов.
– Почему была, интересно? – подала голос Валерия. –
– А ты откуда знаешь? – вскинул брови Климов. Ого, супруги все взяли на себя, работали даже без наводящих вопросов. – Мы же лет пять не общались, если не больше.
– Да я видела ее в аэропорту, когда летела во Франкфурт.
«Точно! Вот так она узнала, что Валерия улетает и можно действовать свободно!» – нервно сжала руки Женя.
– А ей что делать в аэропорту? Тур какой-то?
– Встречала рейс из Амстердама. Наша-то Ада теперь знаешь кто? «Орхидея»!
– Как это – орхидея? В каком смысле? – озадачился Климов.
– В самом прямом, – усмехнулась Валерия. – Уже полгода, как она купила двухэтажный дом неподалеку от площади Горького. На втором этаже личные апартаменты, на первом – магазин. Это нечто! У Аделаиды последний муж был очень богат. Умер от инфаркта – все оставил ей. Теперь она живет на проценты с капитала, а для забавы держит две игрушки: магазин и любовника. Такой сла-аденький брюнетик, лет двадцати, не больше. А ведь нашей Адочке сколько? Сорок пять, сорок шесть? Или уже даже за?…
– О господи! – вздохнул Климов. – Угомонись, чудовище с зелеными глазами!
– Да, кстати! У Аделаиды теперь зеленые глаза! – с новым пылом воскликнула Валерия. – Изумруды натуральные. Контактные линзы. Теперь она вообще стала вылитой ведьмой, даже жуть берет.
Климов обреченно завел глаза.
«Сладенький брюнетик? Забавно! – подумала Женя. – Как это Грушин описал шофера, который деньги привез? „Не шофер, а балерун какой-то“?»
– Вы говорите, магазин «Орхидея»? – робко вклинилась она в перепалку супругов. – А не знаете, почему он так называется? Он что, специализируется на продаже орхидей?
– Именно, – кивнула разгоряченная Лера. – Аделаида самолет зачем встречала? Ей должны были семена уникальные передать. Там какую-то переорхидею вывели, супер-пупер этакий, ну а разве Аделаида переживет, если у нее чего-то этакого не будет?
«Похоже, это надолго, – вздохнула Женя. – Ненависть столь длительной выдержки может фонтанировать часами!»
– А как вы попали в Нижний Новгород, если жили на Дальнем Востоке? – не очень ловко попыталась она повернуть разговор в нужном направлении.
– Я сама родом отсюда, – пояснила Валерия. – Отец устроился в советско-японское предприятие, вот мы и переехали в Хабаровск. Он там и умер… а мы с мамой вернулись. И Сережу с собой прихватили. – Она с любовью взглянула на мужа.
– У вас тут, наверное, дальневосточное землячество? – гнула свое Женя. – Или больше никого из прежних знакомых нет в Нижнем Новгороде?
Климов с ностальгическим выражением уставился на фотографию:
– Да нет, какое землячество? Кроме Аделаиды и Сашки Неборсина, больше и нет никого. Мы практически не общаемся. Сашка и раньше был большой барбос, а теперь, наверное, и вовсе закуржавел. Конечно,
Тут явственно просилась пылкая реплика на тему «да-да-да», однако Лера почему-то не спешила ее подавать.
Женя и Климов посмотрели на нее одинаково удивленно – и встретились с затравленным взглядом.
– Сережка, – пролепетала Лера, – я не хотела тебе говорить… я тоже не знала, но Аделаида сказала… Саша-то Неборсин умер! Ты представляешь? Совсем недавно…
– Умер? – растерянно повторил Климов. – Как то есть умер? Что ты глупости говоришь?
– Умер! – всхлипнула Валерия. – Убили его – на дороге убили. Какой-то человек подошел к машине и выстрелил в голову. Ты представляешь? – Она заплакала в голос, стискивая кулаки.
– В го-ло-ву? – переспросил Климов, бледнея. – Сашку Неборсина?! Господи… русская рулетка… Ну что же ты так плачешь, Лера? Что ж ты так по нему плачешь? Или не зря я тогда с ума сходил? Не зря, да?!
«О господи! – с тоской подумала Женя. – Я и правда – как Белая Дама. Не труп, так горе. Они ведь теперь надолго завелись. И все из-за меня!»
Домой возвращаться не хотелось, но куда же еще идти? Сидеть, ждать выдуманного Левушкиного звонка – у моря погоды?
«Эмма права. Я проживаю какую-то чужую жизнь. Мне же совсем не того хочется. Каждый вечер засыпать одной, с холодным сердцем… Льву-то моя ошалелая верность совсем не нужна, иначе у нас уже давно был бы дом, куда он хотя бы иногда возвращался, хотя бы считал своим долгом возвращаться! – Ревнивые переглядки Климовых, их дети, орущие во дворе, теща с поджатыми губами и слишком жирный торт – все это промелькнуло перед Женей прекрасным, недосягаемым видением. – Ох, господи, ну сколько можно об одном и том же!»
Она призвала в свидетели всю небесную рать, что нынче вечером в ее жизни не будет места пагубным воспоминаниям: надо работать, готовиться к визиту в «Орхидею». Среди книг, оставшихся от отца, есть шеститомник «Жизнь растений», а там хоть что-то да написано обо всяком земном (а также подземном и подводном) произрастании! Опять же Интернет нам в помощь!
Женя свернула во двор. Здесь было почти темно: величавые березы поднялись до небес. Неровные блики из окон падали на узкий тротуарчик, на котором асфальт уже напоминал скорее культурный слой неких полузабытых раскопок. Как бы в темноте не оступиться и не съехать с четырех покосившихся ступенек, которые ждали впереди. Однажды с ней уже приключилось такое: ногу подвернула, каблук сломала…
Придерживаясь за стену, осторожно нашарила ступеньку, вторую… пахнуло спертой сыростью из распахнутой настежь двери общих подвалов, мимо которой она шла…
Рывок! Что-то обхватило ее за шею, потащило!
Мгновенный приступ удушья, тьма сгустилась вокруг.
Инстинктивно саданула ногой назад, ощутив, как острый каблук вдавился во что-то твердое. Над ухом раздался хриплый вскрик. Женя рванулась, нагнувшись, пытаясь перебросить нападающего через себя. Он был тяжел, цепок, однако площадка возле подвальной двери, на которой они боролись, оказалась слишком узка: ноги Жени сорвались со ступенек, и ее понесло вниз, в темноту.