Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Шрифт:
Маккормик умышленно концентрирует внимание своих читателей на самопожертвовании Великого князя и Самсонова. Читатель в Америке должен был знать, что его стране, возможно, еще придется добиваться расположения России, которую она явно недооценивала и недолюбливала. Стратегическая задача предотвращения германского блицкрига решалась там, на Восточном фронте. Вердикт Маккормика: «Преодолев все крепостные укрепления Бельгии, разбив Францию в Эльзасе у Шарлеруа, а Англию у Монса, вне всяких сомнений открыв для себя дорогу на Париж и в перспективе готовя французам еще один Седан, немцы вынуждены были снять с западного фронта шесть армейских корпусов действующей армии с тем, чтобы поддержать Гинденбурга в Восточной Пруссии… Германия, между тем, в это время была очень близка к тому, чтобы одержать победу в войне».
Великолепно организованная система немецких железных дорог играла огромную роль в успешном маневрировании резервами германской армии, позволившим в считанные дни войскам, участвовавшим в боях на Марне, появиться под Варшавой и в Галиции.
Описание боевых действий на Восточном фронте, со слов офицера-штабиста русской армии, прерывается комментариями Маккормика от имени уже самого автора книги. И первое, на что он обратил внимание – это недостаток вооружений в русской армии, как в количественном, так и в качественном отношении. «У России не было достаточного количества тяжелых орудий, она не могла пытаться атаковать форты», – писал он. Не хватало заводов, которые вдоволь производили бы стрелковое оружие. Напротив, Германия и Австро-Венгрия заблаговременно озаботились созданием военно-промышленного комплекса, полностью обеспечивающего потребности центральных держав в вооружениях, а заодно и потребности внешнего рынка.
Второе. Буквально сразу же стало сказываться превосходство Германии и Австро-Венгрии в наличии разветвленной сети железных дорог, их оснащенности по последнему слову техники и бесперебойной работе подвижного состава по подвозу боеприпасов и переброске войск. Чтобы уравнять силы, главнокомандующий русской армии вынужден был группировать свои резервы в районе железнодорожных узлов в тылу, что не позволяло вовремя подтягивать войска и вести широкие наступательные операции одновременно на больших участках фронта. Маккормик застал момент, когда наступательные операции русских затухали, а немцы, имея превосходство в живой силе и в транспортных средствах, продвигались по территории Польши. Их целью было закрепиться на западных берегах Буга и Нарева. Однако в целом, по мнению Маккормика, прогноз был более благоприятным для России и ее западных союзников, т. е. война на истощение могла закончиться только победой коалиции аграрной империи с ее быстро растущим крестьянским населением и передовых индустриальных стран Европы. С каждым месяцем они технологически опережали Центральные державы и внедряли революционные методы обучения войск ведению современной войны.
Третье. Весьма характерным наблюдением для человека, чья страна была родиной автомобиля, являлась констатация равнения России на средневековые средства передвижения по обычным дорогам, грунтовым дорогам, в горной местности. Отсутствие у русских собственной автомобильной промышленности делало их армию совсем не похожей на армии Англии, Франции, Германии и Австрии, способных на своих грузовиках покрывать по 100 или 200 миль в день, избавляя солдат от изнурительных пеших переходов и сохраняя их силы для боя. Русские использовали гужевой транспорт, делающий почти невыполнимыми требования современной тотальной войны и невозможным быстрое сосредоточение тяжелой артиллерии на важных участках боевых действий. Техническое оснащение русской армии, оставаясь традиционно далеко не ушедшим от привычных образцов прошлого, способствовало сохранению мышления командных кадров на уровне архаичных правил времен Суворова. «Русская мораль, – подводит итог своим рассуждениям о российском военном складе ума Маккормик, – базируется на теории штыковых рукопашных атак…». Примечательно, что американский наблюдатель не усматривал в этом никакой беды, ибо, с его точки зрения это только говорило о физическом превосходстве русского солдата, которое, как ему показалось, оказалось столь необходимым при ведении активной и пассивной обороны с ее обязательным рытьем бесконечных траншей и строительством вручную многоцелевых укрытий. «Если штык для русского пехотинца стал его главной надеждой, то шанцевый инструмент является его лучшим другом», – с оттенком искреннего восхищения писал Маккормик, будучи, видимо, неосведомленным, что лопат и топоров в русской армии не хватало.
Патронный и снарядный голод преследовал русскую армию, и она вынуждена была полагаться на заповедь XVIII века «штык молодец…». Но еще и особенности местности на восточном театре военных действий (огромные незаселенные пространства) повелевали русскому солдату зарываться поглубже в землю, строить землянки в три наката и полагаться на штык в контратаках. Между тем англичане и французы предпочитали иметь иную конфигурацию траншей не столь капитального типа с тем, чтобы избежать поражения от артиллерийских обстрелов тяжелыми снарядами и быть готовыми отразить нападения противника ответным интенсивным огнем, не считаясь с затратой боеприпасов и не покидая траншей. Каждому свое, – резюмировал Маккормик, хладнокровно вдумываясь в кровавую логику взаимоистребления, свидетелем которого с предельно близкого расстояния он стал.
Осовец в апреле 1915 г. был последней точкой на карте русского театра военных действий, на котором побывал майор Национальной гвардии из Иллинойса. Осовец продержался около
Работая над книгой, Маккормик был твердо убежден, что она послужит главной цели – готовности США к будущим испытаниям, которых не удастся избежать. Картины забитых трупами траншей, разорванных снарядами солдатских тел лучше всего предупреждали о трагической участи тех народов, которые готовы стать жертвой собственной исторической беспечности. Можно забыть обо всем и продолжать заниматься любимым делом, но его самого, увидевшего войну с максимально близкого расстояния, ничто не должно было заставить замкнуться в узком мирке личных интересов и забыть о смертельной опасности XX века – тотальной войне с использованием оружия массового уничтожения: газов, пулеметов, тяжелой артиллерии. «Я испробовал вино смерти, и его вкус навсегда останется у меня на губах».
Логично было для такого образа мышления погружение в тему возникновения вселенской бойни, в которой гибли империи, исчезали с лица земли города, радикально менялся облик человечества. Ее главную причину Маккормик видел в порыве различных этносов к созданию своих собственных государств-наций и возникшей в силу этого тяге к пересмотру утвердившегося в 1815 г. (Венский конгресс) баланса сил в Европе. Однако хрупкое равновесие было нарушено и движением к независимости малых народов, и образованием бисмарковской империи в 1870 г., и заметным ослаблением России после Берлинского конгресса в 1878 г., и ее же стремлением к реваншу. Христианские народы Балкан в итоге не получили полного освобождения от турецкого владычества. Россия же нажила себе врагов в лице Великобритании, Австрии и новоявленной бисмарковской империи Германии, которую Маккормик называет подлинной прародительницей войны 1914–1918 гг. Поддержка Россией независимых Сербии и Черногории завязала в тугой узел противоречия Санкт-Петербурга с Веной и стоящим у нее за спиной Берлином, твердо рассчитывающим прибрать к рукам Оттоманскую Турцию и сделать покорным сателлитом Россию. Однако на первых порах амбиции Австро-Венгрии, жаждущей компенсировать за счет балканских государств потери в войне с Пруссией в 1866 г., удовлетворялись компромиссами и уступками России. Но для мира, – делает вывод Маккормик, – это ничего не дало: «Годы мира, последовавшие вслед за Берлинским конгрессом 1878 г., накапливали запас нетерпимости и враждебности, вылившиеся в конечном итоге в эту войну (т. е. в войну, начавшуюся в августе 1914 г.)».
Главный источник конфликтных отношений лежал в сфере ограничений, с которыми сталкивалась Германия в своих торгово-экономических связях в особенности в колониальных странах, где хозяйничала Англия, опираясь на свои многочисленные военно-морские базы. И если «владычица морей» не соглашалась терпеть серьезной конкуренции со стороны новой могучей военно-промышленной державы мира, то Германия в свою очередь с каждым годом проникалась сознанием несправедливого распределения земных благ, весьма схожим с ощущениями «непривилегированных слоев общества в некоторых странах, руководствующихся классовой решимостью получить свою долю». Германия устремила алчные взоры на Южную Америку, Африку и Азию, т. е. на континенты, которые «другие европейские страны получили в качестве легкой добычи в процессе экспансии». Что было делать опоздавшему к столу, уставленному богатствами, ниспосланными свыше? Биться, не считаясь с договорами, заключенными еще тогда, когда ее, Германской империи, вообще не существовало, не пугаясь обвинений в захватах на манер «Прусской традиции». Германия, открыто бросив вызов своим соперникам по присвоению мировых ресурсов, пробуждала беспокойство, тревогу, переходящие в алармизм у ближнего и дальнего зарубежья. Каким-то совершенно неожиданным образом, «к удивлению всех», писал Маккормик, Соединенные Штаты оказались втянуты в общий хоровод претендентов на гегемонию и «освоение» спорных пространств. Победа в испано-американской войне (1898 г.) привела к «поглощению» Филиппинских островов Соединенными Штатами, лишивших Германию последнего шанса купить их у той же Испании. В сущности, с этого момента все страны начинают вооружаться друг против друга.