Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
К середине следующего дня сводный отряд насчитывал около двух тысяч человек. Точно установить количество людей было невозможно: несмотря на все старания Коротилова и его новых помощников, объединение не стало еще прочным. Некоторые бойцы и мелкие подразделения, отдохнув и подкормившись возле кухонь, уходили в надежде просочиться где-нибудь по лесам мимо немецких заслонов.
Долго оставаться на месте отряд не мог. Противник продвинулся в глубь лесов и справа и слева. Над лесом все время кружились разведывательные самолеты, сбрасывали листовки. Они валялись на поляне, на дороге, белыми пятнами вкрапливались в кроны деревьев,
Листовки были все одинаковые. На одной стороне жирной черной краской оттиснута фашистская свастика и надпись по-немецки и по-русски: «Пропуск в плен». На другой стороне раздражающе глупый стишок:
Русский Иван, иди к нам.У нас водка и краюха,А у вас сухая глоткаИ пустое брюхо!На большее у сочинителей не хватило таланта. Завершала текст прозаическая строка: «Кто к нам придет, будем кормить, лечить и отпускать домой». Эта последняя строчка больше всего раздражала Виктора: какие, сволочи, добрые дяди! Ты им только винтовку отдай, а уж они позаботятся!
Рвать оборону противника решено было вечером. В случае удачи всю ночь идти ускоренным маршем, чтобы до рассвета, до появления немецкой авиации, сделать километров сорок. Машины и имущество, которое нельзя поднять, – сжечь. Повозки оставить только для раненых. Продовольствие и боеприпасы навьючить на лошадей.
Совершенно неожиданно с запада подошли остатки танкового полка: пятнадцать боевых машин, сплошь облепленных танкистами, потерявшими свои танки, два командирских бронеавтомобиля и несколько грузовиков. Машины ворвались на поляну с гулом и грохотом, ломая кустарник. Злые, грязные, многие перевязанные, танкисты будто принесли с собой горячий ветер сражения. Их командир, майор, весь покрытый пылью, плотный, на коротких толстых ногах, выпрыгнув из броневика, с силой захлопнул за собой дверцу, захрипел сорванным голосом:
– Эй, кто тут у вас главный? – Увидел проходившего мимо старшину, подозвал: – Кухня есть? Людей накорми от пуза, сколько съедят. Самое лучшее в котел вали. Ну, марш!
– С этим надо в штаб обратиться.
– Выполняй, крот лесной. Из боя люди, ослеп, что ли? Бегом!
Танкисты устремились к ручью, падали на колени, пили, умывались, мочили головы. Вода стала черной. Водители, потные, уставшие до изнеможения, вылезали из люков и валились спать на траву возле гусениц.
Виктор повел майора в шалаш; танкист шел покачиваясь, как пьяный, от него остро пахло бензином. Шлем, сдвинутый на затылок, едва держался на русых волосах. На лбу и по щекам грязные полосы, глаза красные, воспаленные, блуждают, как у безумного. Под распахнутой кожаной курткой на груди – Звезда Героя с загрязненной колодкой.
– Сержант, где я тебя встречал? – прохрипел майор. – Танкист?
– Нет. Из Бреста. Вас не знаю.
– Встречал. Лицо знакомое. Вспомни! – повелительно бросил майор. – Что за чин у вас тут командует? Генерал? Не может танкистов встретить.
– Командует полковой комиссар, он ранен.
– Это здесь, среди елочок, на лужайке ранен? В этом санатории?
Майор находился в таком нервозном, взвинченном состоянии, когда человек
– А вы подлечиться в наш санаторий? – сухо спросил Дьяконский, и его вопрос окончательно вывел майора из себя. Напряглась жилистая шея, он хрипло выругался, тряся от напряжения головой, но его ругань заглушил испуганный резкий крик: «Возду-у-ух!»
И сразу же ударил в уши вой и треск, они упали рядом в траву, на них посыпались комья земли. В воздухе роем кружились мелкие листья осинок.
– Паразиты! Сволочи! – хрипел майор, грозя кулаком. – Чтоб тебе лопнуть, вонючая колбаса! Опять нащупали, – повернулся он к Виктору. – От самого Белостока ведут, ты можешь понять?.. И клюют, и клюют всю дорогу! Вцепились, как клещ в загривок! До последней точки хотят, можешь понять?!
Немцы сверху не видели замаскированных людей и машины, бомбили наугад, зная, что танки где-то здесь. Несколько бомб попали в обоз у ручья, на открытое место шарахнулись лошади. Немцы заподозрили что-то. Самолет снизился, долго скользил над верхушками деревьев, высматривая.
Виктор привел майора в штабной шалаш. Танкист представился Коротилову. Фамилия его была Коршунов. Прислушиваясь к удаляющемуся гулу самолетов, он говорил комиссару:
– До чего упорные, стервецы! Третьи сутки по следу находят. По три штуки через каждый час. Аптечная порция. Я бы этим летчикам горло перервал. Люди без сна, идем украдкой.
– Отдохни, майор, – ласково посоветовал комиссар.
– Нет, – рывком поднялся тот и качнулся, упершись руками в стол. – Я к своим ребятам пойду.
– О них позаботятся.
Дьяконский мигнул писарю. Через минуту на столе стояла бутылка водки и открытая банка консервов. Майор трясущейся рукой налил себе полный стакан, выпил и уснул тут же, сразу, как умер. С него сняли куртку, стянули сапоги, размотали сопревшие от жары портянки и положили на кучу травы. Коротилов посмотрел на него, вздохнул и сказал:
– Подкрепление нужное. Только теперь немцы и в нас вцепятся. Я думал – простоим тут еще сутки. А теперь все переиначивать нужно. Собирай командиров, Дьяконский.
Сразу же после короткого совещания у комиссара командиры начали по лесу скрытно выводить своя подразделения на рубеж атаки. А высоко в загустевшей перед вечером синеве неба беспрерывно трещал немецкий разведчик.
Коротилов провожал красноармейцев. Стоял возле шалаша, отираясь на палку, маленький, худощавый, костистый; внимательно, опытным взглядом прощупывал лица бойцов. Да, люди были не те, что вчера. Не бродячие одиночки. Вновь спаянные дисциплиной, строем, отдохнувшие, почистившиеся, они знали свою задачу, смотрели бодро.
Лагерь быстро пустел. Танкисты спали, свернувшись черными клубками под своими машинами, на случай налета бомбардировщиков. Возле груды воинского имущества, окруженные грузовиками, молча покуривали политрук и два красноармейца. Им предстояло после того, как прорыв будет совершен, облить керосином и поджечь имущество и грузовики. А потом, по возможности, догонять своих.
Коротилов и Виктор, обойдя поляну, возвратились в шалаш в одиннадцатом часу вечера. Майор уже не спал, кто-то успел разбудить его. Взлохмаченный, без сапог, сидел за столом. Горела лампа без стекла, от язычка пламени поднималась копоть. Бутылка из-под водки была почти пуста. Майор закусывал.