Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
– Ты бы, Прохор, поменьше критику наводил. Ну, когда со мной разговариваешь, это ладно. А то ты небось и при чужих людях распространяешься. А люди всякие бывают. И в дневник, наверно, записываешь?
– Пишу, – неохотно ответил Порошин.
Он всегда испытывал неловкость при упоминании о дневнике. Это было его давнишнее пристрастие, его сугубо личный секрет, о котором знал только один Ермаков.
– Вот-вот, ты не очень-то распространяйся в своих тетрадках, – сказал Степан Степанович. – Дневник –
– Он у меня в сейфе, – усмехнулся Порошин.
– Кому надо, тот и из сейфа достанет… Ты больше на свои личные переживания упор делай, а службу не трогай.
– Ладно, учту столь ценное предложение… Выпьем, что ли, за все хорошее?!
– Твое здоровье.
В комнату стремительно ворвалась Неля с портфелем под мышкой. Серая жакетка переброшена через плечо. Волосы выбились из-под берета.
– Так и знала! – воскликнула она. – Опять бражничаете! Опять накурили!
– А «здравствуйте» где? – спросил Порошин. – На улице забыла?
– Ничего не забыла. – Она ткнулась губами в висок полковника. – Вот. А теперь окажите, кто меня обманул, кто на аэродром свозить обещал?
– И свезу.
– Когда?
– До нового года.
– Надежно?
– Слово, – смеялся тот, не сводя глаз с тонконогой девчонки.
А Степан Степанович отметил про себя, каким ласковым стал вдруг его взгляд.
– Что вы едите? – спросила Неля. – Ты почему, папа, грибы не достал?
– Ты же не велела трогать.
– Не велела, пока дяди Проши нет. Жадничаешь?
– Попался, Степаныч, – погрозил пальцем Порошин, притянул Велю к себе, заправил под берет волосы. – На глазах ты растешь, коза.. Куда бежишь-то опять? Посидела бы с нами.
– Некогда. Чертить надо. Поставила на стол грибы и ушла.
– Верста коломенская, – вздохнул Ермаков.
– Хорошая девка! Отдал бы ты мне в дочери ее, Степаныч. Скучно мне одному.
– Она тебе в жены годится…
– Ну, стар я. Как дочку люблю ее, уж ты не ревнуй. Помню, на горшок ее когда-то сажал, а теперь поди ж ты!
Выпив, помолчали. Степан Степанович открыл форточку, шлепая домашними туфлями, вернулся к столу.
– Ну, чем занимаешься, генштабист?
– Прикурить дай. – Порошин потянулся через стол. – Немецкое вторжение во Францию анализируем. Ищем, что противопоставить машинам и нахальству. Техники у нас еще маловато, да и танки в основном с противопульным бронированием. Но главное – люди. Сам знаешь: в частях такая нехватка водителей, что трактористов приходится сразу на танк сажать…
– Раньше надо было браться за это.
– До всего руки не доходят.
– Иной раз руки, иной раз и головы. Комдив Дьяконский когда еще колья ломал, доказывал, что крупные механизированные соединения позарез нужны. На этом деле он, может быть, и шею себе
– Дьяконского я знал, Степаныч. Голова у него действительно хорошо работала.
– По его делу, Прохор, с тобой посоветоваться хочу. Ты служил с комдивом?
– Довелось немного.
– Понимаешь, Прохор, – смущенно улыбнулся Степан Степанович. – Тут ко мне из провинции двоюродный племянник приехал, письмо привез. У Дьяконского сын вырос, мечтает стать командиром. Дьяконская просит меня с сослуживцами мужа поговорить, помочь парню.
По тому, как посуровело лицо Порошина и плотно сомкнулись челюсти, Ермаков понял, что Прохор этим делом заниматься не станет.
– Где сейчас парень?
– Взяли в армию.
– Ты, Степаныч, службу рядовым начинал. И я к тебе на батарею тоже рядовым пришел. А теперь вот оба полковники… И вообще, какой это, к дьяволу, командир, ежели он горячей каши солдатской до слез не хлебнул!
– У нас другое положение было.
– А я тебе окажу так: если этот Дьяконский парень стоящий – он своего добьется. А если слизняк, тряпка, то и толковать о нем нечего. И тебе благотворительностью заниматься не советую. Ты его знаешь? Нет. И я не знаю, чем он дышит. Там, на месте, люди посмотрят, подумают, на что он годен.
– Ладно, пусть служит, – тихо сказал Ермаков.
Помолчав, спросил:
– Ты куда едешь теперь?
– В Свердловск. Заводик есть один, и дел там сейчас куча.
– Когда отправляешься?
– Завтра. Билет в кармане.
Надев шинель и туго стянув ее ремнем, Прохор Севостьянович вышел в гостиную проститься с Нелей.
– Значит, до нового года на аэродром! – напомнила она, подавая руку.
– Как только вернусь… Да что ты мне локоть тычешь, – грубовато пошутил Порошин. – Большая стала? Замуж выйдешь, все равно за руку прощаться не буду.
– А как же?
– Вот так. – Порошин поцеловал ее в щеку.
– Очень уж не командирское прощанье, – засмеялась она.
Прохор Севостьянович медлил, долго надевал перчатки. Потом, улыбнувшись виновато, спросил Нелю:
– Ты ведь не учишься завтра? Проводила бы на вокзал старика.
– Ну?! – удивилась она. – Зачем это?
– Что-то, знаешь, грустно мне теперь уезжать в одиночку. Всех провожают, а меня нет… Ты мне рукой помашешь… Ну, как?
– Хорошо, – сказала она, серьезно глядя ему в лицо. – Хорошо, я провожу.
Победа во Франции принесла Гейнцу Гудериану звание генерал-полковника и укрепила его авторитет. Теория молниеносной войны, которую генерал разработал и применил на практике, снова полностью оправдала себя.