Неизвестные солдаты кн.3, 4
Шрифт:
Он запел громко для бодрости, для успокоения и начал спускаться вниз, туда, откуда неслись настойчивые удары железа по камню.
Быстро прошли несколько заполненных работой дней. Строители прокладывали дорогу, расчищали площадки для двух домов. Радисты установили связь с Большой землей. На вершине сопки и день и ночь торчал вахтенный сигнальщик с биноклем в руках.
Океан был
А в конце недели прозвучал вдруг сигнал боевой тревоги. Схватив автомат, Славка бросился к береговому обрыву, остановился на краю черной скалы, под которой перекипала белая пена прибоя.
Вдали, у самого горизонта, медленно шел военный корабль. Командир сказал, что это крейсер типа «Чикаго», и протянул Булгакову тяжелый морской бинокль: «Погляди».
Славка увидел надстройки, чуть скошенные назад мачты. Артиллерийские башни крейсера были развернуты в сторону острова. На корабле, наверно, производились учения, но Славке казалось, что вот-вот вспыхнет на орудийных стволах желтое пламя залпа…
Крейсер ушел, словно растаял в дальней туманной дымке, а Булгаков долго еще стоял над обрывом. С той стороны, где исчез корабль, дул холодный пронизывающий ветер и все ближе наползала стена тумана. Из-под нее бесшумно выкатывались длинные валы, неслись к берегу, гулко разбиваясь о камни, взметывая каскады крупных сверкающих брызг.
Шторм усиливался, массивней и круче делались волны, превращаясь в беспорядочные водяные холмы. Стремительным и могучим был их разбег. С глубинным нарастающим ревом бросали они свою многотонную тяжесть на широкую грудь скалы, которая содрогалась под ногами Булгакова. Махнув белой гривой, волны опадали и отступали с бессильным шипением, обнажая дно, чтобы через несколько секунд, получив подкрепление, обрушить на скалу новый удар!
– Настя, хочешь послушать мое стихотворение?
– Да, конечно!
– Только ты не суди очень строго, – смущенно улыбнулся Альфред, протирая очки. – Это вылилось сразу, в один прием. Я еще не знаю, что это будет. Может,
– Ты не рассказывай, ты читай, – ласково попросила она.
Ермаков отвернулся, глядя в окно. Тихо и взволнованно прозвучал его голос:
Разобраться, мы были с тобою ребятами,Нам бы книжки читать, целоваться с девчонкой весной.На ступени семнадцатой стали солдатами,Нам винтовка казалась тяжелой и слишком большой.Мы курили махру и умели стрелять из орудий,Не робели в разведке глухою ночною порой.Девятнадцатилетний, с осколком ты встретился грудью,А меня отшвырнуло взрывною волной…Годы быстро летят, подрастают уж детиУ девчонки, с которою был ты знаком.Поседевшая мать бережет извещенье о смертиС зажелтевшим от времени школьным твоим дневником.Вспоминаю о «фрицах» спокойно, без ярости,Батареи умолкли, пехота не просит огня.Но, тебя схоронив, и к себе не оставил я жалости.Это просто случайность, что ты там погиб, а не я!Буду славить Победу, тобою и мною добытую!Я тебе посвящаю работу свою,Чтобы в книгах прожил бы ты жизнь непрожитую,Чтобы вечно стоял направляющим в нашем строю!– Игорь! – бросилась к нему девушка. – Это ведь об Игоре, да?
– И о нем, и о всех тех, кого я знал и любил. О старых и молодых, о прославленных и забытых. О всех солдатах! – сказал Ермаков, закрывая свою тетрадь.
1956—1967 г.