Неизвестные солдаты
Шрифт:
— Слева смотри! Слева смотри! — кричал Варюхин своим, будто бы его могли услышать.
Над головой оглушительно лопнул выстрел. Это Яценко, развернув башню, послал снаряд. У немецкого танка подбросило вверх корму.
Выстрелить второй раз сержант не успел. Сразу несколько проходивших мимо фашистских машин ударяли из пушек с короткой дистанции и, не остановившись, поползли зигзагами дальше. Лешку хлестнуло по лицу горячим воздухом. Он вскочил вместе с Варюхиным. В броне БТ зияло несколько черных дыр.
Лешка с разбегу прыгнул
Бронебойная болванка немецкой пушки попала под срез башни, насквозь прошла через нее, пронзив широкую грудь Яценко. Сержанта с трудом вытащили наверх, положили на корму машины.
Лешка, смахивая ладонью набегавшие слезы, вспомнил, что вчера после бомбежки сержант шутя говорил ему: «Нет, осколком меня не собьешь, меня только целым снарядом повалить можно». А Лешка тогда засмеялся и ответил, что Яценко больно уж много мнит о себе.
Десять дней в треугольнике Луцк — Ровно — Дубно продолжалось гигантское танковое сражение, десять дней войска 1-й танковой группы генерала фон Клейста, нацеленные на Киев, топтались на месте, упуская время и неся потери. Советские механизированные соединения ослабили удар, задержали противника, но окончательно остановить его не смогли. И не их вина была в этом — они отошли только после того, как потеряли большую часть людей и почти всю технику.
Немцы, подтянув свежие дивизии, нанесли новый удар в районе Житомира. Их танки быстро двинулись на восток. 11 июля передовые отряды вышли к реке Ирпень всего в пятнадцати километрах западнее Киева. Полчаса езды отделяло их от этого города. Но здесь, встреченные контрударами с фронта и с флангов, немцы вынуждены были остановиться.
Война докатилась до столицы Украины.
К этому времени на всем фронте от Балтийского до Черного моря закончилось приграничное сражение. Немцам удалось сломить сопротивление войск, прикрывавших мобилизацию, и прорваться в глубинные районы страны, нарушив тем самым план развертывания соединений Красной Армии. Фактор внезапности, на который рассчитывал Гитлер и его генералы, продолжал действовать.
КНИГА ВТОРАЯ
Часть первая
Подготовиться к побегу на войну оказалось не так-то просто. Каждый вечер, отправляясь на сеновал, Славка выпрашивал у Марфы Ивановны несколько сухарей. Складывал их в рюкзак. Туда же уложил три пачки пшенного концентрата, купленные на сэкономленную сдачу.
В амбаре из-под стрехи вытащил старый охотничий нож. Долго чистил песком почерневшее лезвие, пока оно не заблестело. Рассчитывал прихватить с собой берданку, которой отец давно не пользовался. Но тут как раз было приказано всем сдать ружья в милицию. Григорий Дмитриевич отнес берданку и еще одно ружье, припрятав только новую «тулку», купленную для Игоря.
Надежных ребят в компанию подобрать не удалось.
Однажды, ложась спать, он забыл спрятать рюкзак под сено. Утром на сеновал пришла Людмилка. Увидела пшенный концентрат в яркой упаковке и унесла пачку с собой. А когда мама спросила, где она взяла эту картинку, охотно объяснила: у Славика в большом мешке, и там еще есть такие. Антонина Николаевна отправилась на сеновал и, едва увидев рюкзак, поняла все.
К удивлению Славки, ему не устроили нагоняй. Мама посадила его за стол против себя и объяснила, что он уже большой и должен теперь заботиться и о бабушке, и о сестренке, и о ней самой, потому что она женщина. Игоря нет, отца тоже могут взять в армию, им будет очень трудно. И нужно быть жестоким, бессердечным эгоистом, чтобы думать только о своих мальчишеских шалостях.
Вид у мамы усталый, голос звучал грустно. Она как-то странно подергивала плечом, будто чесалась рука или сползало платье. Славке было очень жалко ее.
Григорий Дмитриевич за ужином и виду не подал, что знает о случившемся. А уходя в сад посмотреть на ульи, позвал с собой сына. Стоял на тропинке, широкий, в командирской гимнастерке и синих галифе, поглаживал рукой бритый череп. Выпустив изо рта дым, сказал:
— Забор покосился. Подпорки поставить надо. Сможешь?
— Сумею.
Григорий Дмитриевич помолчал, хлюпая трубкой, глядел, как тяжело опускаются на леток улья нагруженные медом пчелы. Повернулся к сыну и неловко прижал к груди его голову.
— Ты того… Не волнуй мать-то. Хочешь я поговорю — связным тебя к нам в истребительный батальон?
— Ну?! И винтовку дадут?
— Как все, так и ты.
— Чего же раньше-то? Эх, пап! А я хотел попросить тебя, да думал смеяться будешь. Вот здорово! — радовался Славка. Григорий Дмитриевич усмехнулся, взъерошил его волосы и оттолкнул легонько.
Славка подумал и решил, что так даже лучше. Еще неизвестно, как там на фронте. Говорят, четырнадцатилетних оттуда гонят в шею. Война продлится до зимы, а осенью ему стукнет пятнадцать. Тогда и видно будет, что делать.
Наталья Алексеевна Дьяконская, узнав о войне, слегла в постель. У нее начался острый сердечный приступ. Врач посоветовал не вставать, больше находиться на свежем воздухе, а главное — не волноваться. Ольга старалась делать все, что в ее силах. Забросила заказы, почти не садилась к швейной машинке. Выводила Наталью Алексеевну в сад, укладывала ее на топчан под яблоней возле колодца. Читала ей вслух, не давала оставаться наедине с тяжелыми мыслями. Готовила для мамы много и вкусно. Не стыдясь, бегала по соседям просить деньги взаймы.