Неизвестные солдаты
Шрифт:
Вместе направились разыскивать старшего лейтенанта. Им попадалось много убитых, главным образом немцев. Бойцы сносили в одно место раненых, укладывали на площадке, где раньше стояли минометы.
Опустившись в овражек, увидели наконец Бесстужева. Он шел к реке, подталкивая стволом автомата немецкого фельдфебеля, высокого, без шинели и без пилотки. Ветер трепал светлые, соломенного оттенка, волосы немца, шевелил полы мундира с крестом и медалями на груди. Фельдфебель поворачивался, упирался, на ходу говорил что-то.
— Эгей, старший лейтенант, куда ты его волокешь? — крикнул Гришин.
— А
— Прикончит его, а? — спросил Игорь.
— А ты отвернись, — посоветовал Гришин. — Он других не трогает, только этих танкистов. Есть у него право такое.
Людей, которых немцы считали нужным привлечь к работе, обычно вызывали повестками в городскую управу. Там с ними беседовал бургомистр. А Ольгу Дьяконскую отвезли к самому коменданту. Приехал за ней маленький юркий унтер-офицер. Он, вероятно, был хорошо осведомлен, с кем имеет дело, так как сразу заговорил по-немецки. Ольга растерялась, засуетилась, собирая ребенка. Но унтер-офицер вежливо попросил оставить ребенка дома и пообещал не позже чем через час доставить ее обратно. Марфа Ивановна проводила Ольгу до машины, сунула в карман кусок сала, завернутый впопыхах в носовой платок.
Дьяконскую провели в большой, обставленный мягкой мебелью кабинет. Здесь стойко держался запах хороших духов. Из радиоприемника тихо звучала музыка. Встретил Ольгу высокий обер-лейтенант в сером мундире. Белокурые волосы его аккуратно причесаны, светлые глаза имели какой-то розоватый оттенок, как это бывает у кроликов. Офицер был бы привлекателен, если бы не слишком большой нос с тонкой кожей, который казался распухшим. Можно было подумать, что у офицера насморк.
Обер-лейтенант предложил сесть в кресло, протянул сигарету. Ольга отказалась Тогда немец без обиняков приступил к делу. Он, Фридрих Крумбах, комендант города, решился побеспокоить ее по следующим причинам. В комендатуре все известно о ней. Она приехала сюда из Москвы. Ее отец, генерал Дьяконский, боролся с большевиками и был расстрелян. А семья подверглась репрессиям.
В этом месте Ольга перебила Крумбаха.
— Отец сам был большевиком. Коммунистом, — подчеркнула она.
— Но его казнили. Значит, он выступал против власти?
— Мне неизвестно, против чего он выступал. И вообще это наши внутренние противоречия. Какое вам дело до них?
Ольга уже начала догадываться, зачем понадобилась немцам. И сейчас знала, что в любом случае она все равно заявила бы, что отец — убежденный коммунист. Вера в это была единственным источником, из которого она могла черпать силы для себя.
Обер-лейтенант сказал, что в конечном счете его мало интересуют мотивы, но факт есть факт. Он счастлив, что беседует с дочерью генерала, труды которого хорошо известны немцам. Лично сам он читал несколько статей генерала Дьяконского, в которых говорилось о массированном использовании бронетанковых сил. Кстати, Дьяконский был сторонником как раз той теории, которую создал Гейнц Гудериан: сам Крумбах имеет честь служить под командованием этого полководца.
Тут Ольга снова прервала обер-лейтенанта:
— Вы, вероятно,
— Не будем спорить, — вежливо улыбнулся Крумбах. — Мы отклонились от дела. Я уполномочен предложить вам сотрудничать с нами.
— В чем?
— Первое время будете работать переводчицей. Нам очень нужна хорошая переводчица. Но это только начало, — многозначительно произнес Крумбах.
— Я отказываюсь.
— Почему?
— Хотя бы потому, что у меня месячный ребенок.
— О, нам известно. Работа не будет отнимать много времени.
— Мой муж, отец моего ребенка, — политрук Красной Армии! — вызывающе сказала Ольга.
— И это мы тоже знаем. Но отец у вас был один, а мужей может быть много… Нет, нет, не обижайтесь, такова жизнь. Кроме того, извините меня, по нашим сведениям, этот политрук не является вашим законным супругом. Он просто… В общем для нас это не имеет значения… И не краснейте, пожалуйста, — засмеялся он. — Смущаясь, вы делаетесь неотразимой.
— Постарайтесь обойтись без затасканных комплиментов. — Ольга отвернулась, чувствуя, что теряет уверенность. Немец, может и не сознавая того, затронул ее больное место. — Я люблю мужа, и этого достаточно.
— Это ваше дело. Вы первая заговорили об этом, и я ответил. Еще раз предлагаю сотрудничать с нами. Не торопитесь с отказом, подумайте о последствиях и для себя, и для ребенка. Мы пришли навсегда. Рано или поздно вам придется выбирать: за или против. А это равносильно выбору между жизнью и смертью… Вы можете сделать успехи, большие успехи. Вы нужны нам.
— Я все поняла. Можно идти? — поднялась Ольга.
— Вы будете думать?
— Сомневаюсь.
— Подождем. Я вызову вас через неделю. Обер-лейтенант надел фуражку, намереваясь проводить Дьяконскую.
— Пожалуйста сюда, — предложил он, коснувшись ее руки, и вдруг спросил совсем другим голосом, мягко и заискивающе: — Вы не откажетесь как-нибудь поужинать со мной?
Ольга вздрогнула. В глубине души она со страхом ожидала подобного предложения.
— Нет, нет, — торопливо заговорил Крумбах, заметивший ее испуг. — Вы не поняли меня, совсем не поняли… Просто поужинать. Здесь тупеешь, в этой глуши, а вы такой интересный собеседник. Нам найдется о чем поболтать. Неужели вы верите, что все немецкие офицеры — подлецы и разбойники?
— Может быть, и не все.
— Уверяю вас. В наших войсках негодяев не больше, чем в других армиях мира. Кстати, наша пропаганда тоже готова утверждать, что коммунисты едят детей, слегка поджарив их на костре.
— Вы слишком откровенны со мной, — сказала Ольга. — Смотрите, не ошибитесь.
— Нет, я достаточно хорошо знаю людей. Я даже знаю, что через неделю вы не согласитесь работать у нас. Скажите, я прав?
— На этот раз да.
— Но я буду беседовать с вами еще и еще, пока вы не убедитесь, что предложение выгодное. Пойдемте, машина ждет вас.