Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Шрифт:
Коля опять поглядел на Жилина. Жилин радостно кивал большим носом.
— Я должен был предвидеть, — сказал Чэнь Кунь, — что на предстоящий месяц отдыха у вас, товарищ Жилин, и у вас, Ермаков, могли оказаться какие-либо планы личного порядка. Но сейчас вам представляется редкий для выпускника случай начать работу сразу в максимально сложных и максимально интересных условиях. Именно поэтому я позволил себе не усомниться в вашем согласии и, не уведомив вас предварительно, назвать ваши имена в разговоре с товарищем Краюхиным.
— Се-се Чэнь-тунчжи, — сказал Жилин, широко улыбаясь.
— Спасибо, товарищ
Чэнь Кунь сказал:
— Есть еще одно обстоятельство, которое укрепило меня в моей уверенности. Я считаю возможным теперь же уведомить вас, что вы будете назначены сменными борт-инженерами на „Тахмасиб“, фотонный рейсовый планетолет типа „Хиус-9“.
Вашим командиром будет прославленный межпланетник Алексей Петрович Быков, вашим старшим штурманом будет превосходный космогатор Михаил Антонович Крутиков. В их руках вы пройдете первоклассную практическую школу, и я весьма рад за вас обоих.
Чэнь Кунь встал. Жилин и Ермаков тоже встали.
— Я думаю, лучше всего будет, если вы отправитесь сегодня вечерним воздушным поездом. В Москве вас не задержат. Командир „Тахмасиба“ ждет вас на ракетодроме Мирза-Чарле.
„Тахмасиб“ швартуется на Спу-17 и стартует через месяц.
„Железный Чэнь“ протянул им руку и сказал:
— Удачи и спокойной плазмы.
Когда они вышли в коридор, Григорий Быстрое, староста, все еще сидел на подоконнике.
— Ну как? — спросил он, сползая на пол.
— Что „как“? — сказал Коля. — Что тебя волнует, малёк?
— Как там Чэнь?
— Чэнь! — Коля повернулся к Жилину. — Этот малёк сказал: Чэнь! „Товарищ Чэнь“, староста! „Чэнь-тунчжи“! „Железный Чэнь“! „Великий Чэнь“! Понятно? Иди и будь почтителен! [39]
Быстров протиснулся в приёмную, зацепившись карманом за ручку двери.
— Ну что, Иван Федорович? — закричал Коля. — Что ты скажешь?
Жилин поднял руку и опустил ее на спину Ермакова. По коридору прокатилось трескучее эхо.
39
Ну вот, и в Школе Высшей Космогации дедовщина. Впрочем, все блатники-позвоночники любят разводить дедовщину: в случае чего дядя Леша, дядя Миша и дедушка Коля прикроют. — В. Д.
— Молодец, Калиостро, — сказал Жилин. Он сиял.
— Прославленный Быков, — сказал Ермаков. — Он же дядя Леша. Превосходный Крутиков. Он же дядя Миша. Ура, Иван Федорович!
— Ура, — согласился Жилин.
Они пошли вдоль коридора, заглядывая в каждое окно.
— Послушай, Иван Федорович, — сказал Ермаков. — Там какие-то девочки.
Он остановился у окна и вытянул шею.
— Вон она, — сказал он. — Видишь, с перевязанной коленкой.
— Кто? — спросил Жилин.
— Не помню.
— Оболтус, — сказал Жилин.
— Нет, правда, — сказал Николай. — Я танцевал с ней позавчера на выпускном вечере.
— Ну, тогда пошли прощаться со школой, — сказал Жилин.
— Я уже прощаюсь, — сказал Николай. — На трансмарсианских линиях нет таких девочек.
— Оболтус, — повторил Жилин.
Коля повернулся и смерил Жилина взглядом.
— Ты, — сказал он. — Женатик. Ты не патриот своей Школы.
— Пошли,
— Ай, я уже иду, — сказал Коля.
Они прошли по коридору мимо пустых аудиторий и заглянули в лабораторию низких температур. Здесь три года назад Нгуэн Фу Дат обжег руки жидким гелием, и они не сразу отыскали его в ледяном тумане, когда он все еще пытался заделать пластиком трещину в баллоне.
— Зайдем в вычислительную, — сказал Жилин.
Они спустились по широкой лестнице на первый этаж и заглянули в вычислительную. Там шли занятия, а около серого корпуса ЛИАНТО сидели на корточках трое операторов и рылись в машине. [40] Рядом в аудитории шли экзамены. Несколько первокурсников с мужественными лицами подпирали стену, заложив руки за спину.
40
Они надеялись отрыть в машине вредоносную программу „Привет от Лианта“, вытащить ее на всеобщее обозрение и изничтожить. Втроем. — В.Д.
— Удачи и спокойной плазмы, — сказал им Коля, проходя.
Первокурсники заулыбались и снова стали смотреть перед собой.
— Никогда больше не сдавать экзаменов, — сказал Коля. — Никогда больше не трепетать.
Они свернули и вошли в огромный тренировочный зал. Посреди зала сверкало четырехметровое коромысло на толстой кубовой станине — центробежная установка. Коромысло вращалось, и кабинки на его концах, оттянутые центробежной силой, лежали почти горизонтально. В кабинках сидели курсанты, но их не было видно, потому что в кабинках не было окошек. Наблюдение за курсантами велось изнутри станины с помощью системы зеркал. У стены на шведской скамеечке сидели четверо курсантов в смешных костюмах для перегрузок. Все четверо, задрав головы, следили за проносящимися кабинками.
— Четырехкратная перегрузка, — сказал Жилин, глядя на кабинки.
— Пятикратная, — сказал Ермаков.
Четверо курсантов посмотрели на них и снова задрали головы. Каждый понедельник курсанты по два часа крутились в этих кабинках, приучаясь к перегрузкам. Каждый понедельник все пять лет надо было сидеть и терпеть, широкие ремни впивались в обрюзгшее тело, лицо обвисало, и трудно было открыть глаза — так тяжелели веки. И нужно было решать какие-то малоинтересные задачки или составлять стандартные подпрограммы для вычислителя. Это было ужасно трудно, хотя задачи были совсем простые, а программы были известны еще с первого курса. Некоторые курсанты выдерживали восьмикратные перегрузки, некоторые не выдерживали даже тройных, и их переводили на факультет дистанционного управления. Это называлось „попасть к девочкам“.
Коромысло стало вращаться медленнее, остановилось, и кабинки повисли вертикально. Из одной вылез худощавый парень и остановился, придерживаясь за раскрытую дверь. Его покачивало. Парень из другой кабинки вывалился и сразу сел, упираясь руками в пол.
— К девочкам, — вполголоса сказал Ермаков.
Курсанты, поджидавшие своей очереди, вскочили.
— Ни черта, — сказал парень сипло и поднялся. — Не беспокойтесь, ребята.
Он страшно зашевелил лицом, разминая затекшие мускулы.