Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы
Шрифт:
19 апреля 11-я германская армия ген. А. фон Макензена начала Горлицкий прорыв, сразу же показавший ту пропасть в обеспечении сторон военными материалами, что стала следствием нерасторопности русских военных структур. Начался период Великого Отступления русской Действующей армии на Восток. Этот период характеризуется наиболее резким ростом дезертирства и сдач в плен врагу в период существования императорской армии (до Февраля 1917 года). Это был самый тяжелый период для монархического режима Российской империи в годы Первой мировой войны.
Пока противник громил те войска, что были сосредоточены на фронте зимой, русские еще держались, отступая, как правило, исключительно по приказу, после уничтожения
Соответственно, такое явление, как уклонение от несения воинской службы, дезертирство, в частности, стало отчетливо проявляться в 1915 году, после начавшихся неудач на фронте. Именно таким актом мобилизуемые в Вооруженные силы крестьянские массы ответили на неготовность страны к войне, неумелое руководство войсками, кризис вооружения и тому подобные неувязки между фактическим состоянием дел и декларировавшимися в июле 1914 года намерениями со стороны верховной власти.
Воинская дисциплина есть вещь очень жесткая, а в тяжелые периоды — и просто жестокая, что вызвано особенностями такого ненормального для обычного индивида и мирного социума явления, как война. Поэтому протест простого солдата против неудачно складывавшейся, непопулярной войны мог быть выражен прежде всего прочего именно в уклонении от окопов. Вариантов уклонения было несколько. Например, А. В. Чертищев пишет, что с 1915 года «средний солдат, не решаясь идти на риск сурового наказания из-за бунта, больше был склонен к самострелу, добровольной сдаче в плен, симуляции и дезертирству в тыл…». [291]
291
1917 год в исторических судьбах России. М., 1992, с. 116.
Следует сказать, что в той тяжелой обстановке на фронте, что складывалась для русской стороны в кампании 1915 года, уклонение все-таки не приобрело широкого размаха. До последней возможности личный состав стремился соблюсти свой долг, прибегая к указанным вариантам уклонения от службы лишь в крайнем случае. Это могла быть и добровольная сдача в плен отрезанного подразделения, длительное время находившегося под артиллерийскими ударами противника и потерявшего командный состав. Можно ли судить таких солдат? Разве они были виноваты в том, что их выставили с одними винтовками против тяжелых гаубиц, а русская артиллерия молчала, ибо не было снарядов?
Самострелы и симуляция — это также вполне естественная реакция крестьянства на действия властей. Все же война должна быть боем, а не убоем. Характерно, что часть таких «симулянтов» не стремились к уклонению от фронта вообще, но лишь — на период поражений и отступления, когда боевые действия для русских велись вот именно по принципу убоя. Так, раненые старались задержаться в госпиталях, чтобы «пересидеть» самое тяжелое время, так как каждый понимал, что война будет идти еще долго и траншеи «никуда не уйдут». Участник войны вспоминает о госпитализированных солдатах: «…кое-кто, чтобы не попасть опять на фронт, искусственно затягивал выздоровление: сыпал на рану соль или перец, смачивал ее керосином или обкладывал горчицей, что вызывало воспаление. Некоторые получали посылки с коржами, которые приготовлялись на касторовом масле, ели их, а потом жаловались на длительное расстройство желудка, приходили к истощению». [292]
292
Родин Г. С.По следам минувшего. Тула, 1968, с. 26.
Повторимся, что это не дезертирство как таковое. Дезертир — это боец, нарушивший воинскую присягу и потому, безусловно, подлежавший тяжкому наказанию. Стремившиеся задержаться в тылу раненые — это дезориентированные и потрясенные результатами сражений люди, которые пытались несколько оттянуть момент своего возвращения в окопы. Очевидно, что любое «воспаление» или «расстройство желудка» — это не более чем временное явление. Отказа от войны как таковой, выражением чего, собственно, и является дезертирство, в массовом порядке в 1915 году не наблюдалось. Но формальная оценка была иная.
Помимо прочего, одной из главных причин падения боеспособности русских войск в 1915 году стало качество пополнений. В 1914 году, стремясь образовать мощную, максимально подготовленную массу армий вторжения, русское командование сосредоточило в Вооруженных силах всех тех людей, что когда-либо проходили военную службу. На шесть с половиной миллионов солдат, сосредоточенных в Действующей армии и тыловых гарнизонах, пришлись лишь миллион шестьсот тысяч новобранцев и ратников 1 — го разряда, не проходивших действительной воинской службы, — только каждый четвертый.
В 1915 году ввиду исчерпания обученного запаса стали призываться исключительно люди, не проходившие службы. К лету — самой тяжкой поре были призваны два миллиона триста восемьдесят тысяч человек. Летом — еще миллион триста тысяч. Все эти бойцы подлежали обучению с азов, а фронт непрерывно требовал пополнений.
Как раз такие солдаты составляли большую часть людей, сдававшихся в плен и уклонявшихся от воинской повинности. Именно потому, что эти люди никогда ранее не служили в армии, а времени на их подготовку не было. Падение воинской самодисциплины, вызванное развалом воинских подразделений и частей в ходе оборонительных операций и тяжелых отступательных боев, стало основной причиной дезертирства в 1915 году. Кроме того, нельзя забывать, что лето 1915 года — это период формирования дивизий 3-й очереди, из ополченских соединений. Формирование проводилось в период активных боевых действий, а потому у офицеров и солдат не хватало времени для необходимой спайки.
Дезертирство, как массовое явление, характерно для сводных частей, где люди не знают друг друга. Отсюда и сдачи в плен, и самострелы, и прочие проявления нежелания «идти на убой». Нет «чувства плеча»! Новые соединения еще не успевали сложиться в качестве полноценного боевого организма, в них отсутствовали необходимые элементы, превращающие вооружейных людей в отлаженный военный организм. Нехватка офицеров и унтер-офицеров — цементирующего элемента — не позволяла командованию создавать полноценные сводные части, как это удавалось немцам.
Гибель или ранение немногочисленных офицеров и унтер-офицеров приводили к развитию панических настроений, которые в случае нахождения на передовой позиции, под ударами германской тяжелой артиллерии эволюционировали в массовое намерение сдач в плен или дезертирства. Наиболее яркий пример — сдача крепости Новогеоргиевск, где несколько только что сформированных дивизий фактически отказывались выходить на боевые позиции. Как на психологию солдат этих дивизий, лишь буквально накануне собранных вместе, под руководством незнакомых командиров, подействовал обстрел снарядами тяжелой германской 420-мм артиллерии?