Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы
Шрифт:
Французы, постоянно укорявшие русских за неумение, старались ссылаться на собственные усилия по ведению боевых действий на Западном фронте. При этом своей «Битвой на Марне» четырнадцатого года они бахвалились вплоть до выхода России из войны. И действительно, было чем гордиться. Но если посмотреть беспристрастно, то можно видеть, что русские несли гораздо большие потери, чем французы, в том числе и в первый период войны. Так, с начала войны по 1 ноября 1915 года русские армии потеряли 4 360 000 чел. выбывшими из строя, причем летом —1915 гг. русские теряли в месяц более двухсот тысяч человек только пленными. Французы потеряли в 1914/15 г. 2 385 000 чел., причем пик их потерь пришелся как раз на Марну: 216 000 в августе 1914 года и 238 000 в сентябре.
И еще: всего в тяжелейшем для Западного фронта 1914 году французы потеряли 955 000 человек. Даже если предположить, что за первые четыре месяца 1915 года (операция в Шампани,
455
Головин Н. Н.Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001, с. 143; Галактионов М.Париж, 1914 (Темпы операций). М., 2002, с. 505.
Понятно, что Российская империя имела втрое больший по сравнению с Францией мобилизационный потенциал, однако стоит напомнить, что в секретных соглашениях союзников по Антанте в отношении дележа трофеев после войны (главное — территории), русские должны были получить существенно меньше Франции и Великобритании. Конечно, это — если судить в тех традиционных геополитических категориях, что господствовали в первой половине двадцатого века, когда мощь великой державы определялась не столько экономическим развитием, сколько территориальными приобретениями. Так почему же Россия должна была терять больше жизней своих сыновей, а получить за это после победы меньшую, нежели прочие, компенсацию? Ну, как здесь не вспомнить миссию бывшего генерал-губернатора Индокитая П. Думерга (будущий президент Франции) в конце 1915 года с требованием передачи четырехсот тысяч русских солдат для пополнения Западного фронта. И ведь пришлось-таки дать в 1916 году четыре бригады, составленных из лучших солдат. Русские рассматривались союзниками наравне с населением собственных колоний.
Кстати, о колониях. В конце 1916 года французский посол в России М. Палеолог заявлял, что «в то время как Франция из всех сил налегает на хомут Союза, Россия делает лишь половину или треть усилий, на которые она способна» [456] 1. Безусловно, в этих словах немало истины. В пропорциональном отношении русские выставили в окопы меньше людей, нежели французы. Но ведь мы были и вооружены куда хуже. Зачем же было посылать в окопы невооруженных людей, когда союзники не желали делиться оружием, даже в обмен на русское «пушечное мясо» в окопах Восточного фронта. Кроме того, слабость экономической структуры Российской империи требовала гораздо большего, нежели во Франции или Великобритании, количества рабочих рук в тылу. Поэтому как справедливо пишет А. А. Керсновский, «„человеческий запас“ России оказался относительно гораздо меньшим, нежели в союзных или неприятельских странах, — в декабре 1916 года был уже объявлен набор срока 1919 года, тогда как во Франции и в Германии еще не был призван срок 1918-го».
456
Палеолог М.Дневник посла. М., 2003, с. 658.
Но западным союзникам (которые все, вместе взятые, дрались с половиной армий наших общих врагов, в то время, как другую половину удерживала одна только Россия) следовало бы не забывать кое о чем, когда они кидали упреки своему русскому союзнику в недостаточности его усилий (и это при том, что Российская империя, фактически участвовавшая в войне на год меньше прочих союзников, понесла самые большие человеческие жертвы). Сетуя русским по поводу малых призывов в России относительно к общему количеству населения, союзники оставили в тени вопрос о собственных колониальных войсках, приводя цифры лишь в отношении метрополий.
Между тем обладая громаднейшими по сравнению с Россией
457
Строков А. А.История военного искусства. СПб., 1994, т.5, с. 157–158.
Помимо того, значительное количество людей из колоний трудились в народном хозяйстве метрополий, работая на оборону в тылу: так, колонии дали Франции 220 000 людей только в рабочие батальоны. Но ведь и на местах, в самих колониях, на Антанту работали миллионы людей, которые не были официально мобилизованы. Именно они поставляли англо-французам сырье, продовольствие, промышленные материалы. Всем этим союзники очень и исключительно неохотно делились с русскими, стараясь строго «дозировать» свои усилия по борьбе с общим врагом. Поставив себе на службу весь мир, и выступая посредником между Россией и прочими государствами, союзники, подобно ростовщикам, «стригли проценты» в свою пользу, пугая русских тем, что без такого грабительского посредничества придется платить еще больше. Оплата шла предоставленными кредитами, что еще больше увеличивало финансовую зависимость России от Запада.
Помимо этого, союзники не забывали о том, что надо подобрать все, что «плохо лежит», пока для этого есть возможность. Особенно в этом плане отличились англичане, выделившие две пятыхсвоих Вооруженных сил на второстепенные театры войны. Так, война против германских колоний и на второстепенных фронтах в целом потребовала 3 576 000 солдат Британской империи. В то же время во Франции сражались 5 400 000 подданных британской короны.
Таким образом, в соответствии со своей стратегией «непрямых периферийных действий» Великобритания использовала на второстепенных фронтах армии общей численностью в три с половиной миллиона штыков и сабель, не решая в то же время главной задачи — нанести поражение Германии в Европе. Это лишь русские, перед которыми постоянно ставили данную задачу, под нажимом своих «изнемогавших в борьбе» союзников упрямо и тупо долбились лбом в германскую мощь. Вот она — цена за финансово-экономическую зависимость. И одновременно — упрек либеральной оппозиции, накануне войны разглагольствовавшей о русской зависимости от Германии, но закрывавших глаза на рост не менее тяжелой (а то и более) зависимости от союзников — Франции и Великобритании.
Только в германской Восточной Африке, где немецкий корпус полковника П. фон Леттов-Форбека насчитывал 3500 белых солдат и 12 000 африканских бойцов народности аскари, англичане использовали до 370 000 чел. Имея почти двадцатипятикратноепревосходство в силах, англичане так и не смогли взять Леттов-Форбека, сложившего оружие только после объявления об окончании военных действий. В одной лишь Месопотамии располагалось около девятисот тысяч британских солдат и офицеров. Австралия дала британским вооруженным силам шесть дивизий, Канада — четыре, Новая Зеландия — одну. И нельзя сказать, что эти солдаты были плохими: по свидетельству западного исследователя, в 1918 году контингента британских доминионов стали ударным острием армии Его Величества. [458]
458
Террейн Дж.Великая война. Первая мировая — предпосылки и развитие. М., 2004, с. 73–76, 78, 111; История Западноевропейских армий. М., 2003, с. 50, 52, 165.
В этой связи мобилизационные усилия Российской империи вовсе не выглядят столь слабыми, как это пытались представить союзники. Согласно сведениям ген. Ю. Н. Данилова, количество инородцев, не отбывавших в России воинской повинности, достигало одиннадцати процентов от общего количества населения. Небольшая их часть была взята в рабочие дружины, остальных пытались заинтересовать перспективами вступления в казачьи войска. В любом случае, число этих инородцев было невелико (вспомним, что в Казахстане в ответ на попытку мобилизации в 1916 году было поднято восстание, которое так и не удалось подавить до конца вплоть до падения самодержавия).