Неизвестный Каддафи: братский вождь
Шрифт:
И последнее. В конце декабря 2008 г. в статье Муаммара Каддафи, которую опубликовала американская газета "The Washington Times", он писал о том, что НАТО представляет угрозу не только для Ливии, но и для России. Расширение НАТО Каддафи назвал не только попыткой создать защиту, но и "заполнить политический вакуум, появившийся после распада Советского Союза". По его словам, со стороны бывших советских республик это была "мания независимости". По мнению Каддафи, "из-за решения Запада разместить элементы системы ПРО в Восточной Европе началась новая гонка вооружений". При этом ливийский лидер подчеркивает, что "неправильное толкование Западом реакции России на расширение НАТО стало предвестником совершенных в последнее время стратегических ошибок — таких, как вторжение в Ирак — которые были предприняты на основе ложной информации и наивного
Он напоминает, что "Россия — это не Советский Союз, мир продвинулся вперед к сотрудничеству, а не к шантажу". Руководитель Ливии призывает Запад "вовремя услышать этот звонок".
Эпилог
На Арабском Востоке немного лидеров, о которых отзывались бы так противоречиво, как о лидере ливийской революции полковнике Муаммаре Каддафи. Сын бедуина он стал одним из тех, кто подготовил и поднял восстание в стране, где монархический режим не только не жалел средств на поддержание своей безопасности, но и, казалось, надежно охранялся американскими, английскими, французскими и итальянскими колонизаторами, чувствовавшими себя в Ливии как дома. На "обломках самовластья", свергнутого в 1969 г., М. Каддафи поклялся превратить свою отсталую, обремененную средневековыми пережитками родину в свободное, независимое, процветающее государство масс, которое он, добившись поставленной цели, назвал в 1977 г. "Джамахирией".
Фактически после свержения монархии, благодаря радикалистским усилиям революционного руководства, ливийская политическая структура претерпела невиданную в арабском мире эволюцию от элитарной кланово-феодальной системы через республику к "прямому народовластию".
И наряду с этим, несмотря на активное формирование институтов джамахирийской системы и широкие социально-экономические преобразования, нельзя было не обратить внимания на признаки относительной устойчивости ряда ливийских традиционных общественных структур, что значительно сдерживало процессы национальной консолидации, к которой призывали лидеры революции. На первых порах они явно недооценили живучесть региональных (провинциальных) кланово-племенных и этнических особенностей, стойкость пережитков кровно-родственных отношений на всех уровнях и в большинстве сфер социальной организации страны. Эти признаки в основном существовали в скрытых формах, и, видимо, поэтому их роль была мало изучена и исследователями новейшей истории Ливии. Между тем, влияние местных традиций проявилось уже на начальных этапах разработки М. Каддафи своей "третьей" теории. Сознавая, что режим нуждался в поддержке племен, Каддафи учел "анахроническое самосознание бедуинов и заложил его в основу своей политической теории".
Социально-экономическая структура Ливии подверглась двойному изменению: сначала на основе "Национальной хартии" Г.А. Насера, затем уже в свете установок "третьей теории" Каддафи. Относительно быстрая замена насеризма, по нашему мнению, была связана с тем неоспоримым фактом, что ливийское общество значительно отличалось от египетского: для него были характерны внутренняя сегментация (уклад жизни населения прибрежной полосы отличался от уклада жизни берберов пустыни); почти независимо друг от друга развивались исторически сложившиеся области, объединенные названием "Ливия" — Триполитания, Киренаика, Феззан; шла непримиримая борьба кланов за власть, и страна нуждалась в "сильной руке", чтобы покончить с местничеством; оно испытывало нараставшее давление иностранцев (европейцев и арабов-неливийцев) в экономической области и находилось под сильнейшим влиянием исламских фундаменталистов.
По существу Каддафи начал с главного: он объявил себя сторонником продолжения "перманентной революции" пророка Мухаммеда в новых условиях, когда "рутинному" традиционализму, изжившему себя, требовалось вдохнуть "новый импульс". На этой основе Каддафи объявил сенуситские мусульманские приходы (завии) главными виновниками социально-экономического застоя и в течение 1970-х годов распустил их. "Исламской улице", по которой призывали идти фундаменталисты, Каддафи предложил социальный партикуляризм, к чему исторически были склонны ливийцы, и это в какой-то степени импонировало им в создавшейся для них новой ситуации после свержения монархии.
Особенно
Это означало, что и в городе, и в деревне лишь незначительная часть ливийцев была эксплуататорской по отношению к своим согражданам, зато около 30 % экономически активного населения страны составляли арабы-неливийцы, причем две трети рабочих нефтяной промышленности и 40 % занятых в других отраслях экономики были иностранцы, а 10 % самих ливийцев являлись служащими в административном аппарате.
Фактически ливийское общество в 1970-х годах почти не имело своей крупной финансовой или промышленной элиты, так же как малочисленна была и прослойка среднего бизнеса, занимавшегося в основном внутренней коммерцией. По численности все вместе они не превышали 1 % населения, большинство же частного сектора составляло приезжие коммерсанты. Революционное руководство, преобразуя общество, по существу расчищало дорогу национальным кланам, но оно мало влияло на качественные изменения внутри самого ливийского общества, особенно на его социализацию или пролетаризацию: скорее устранялись завалы на пути развития национального капитализма в стране.
Эти социально-экономические процессы были характерны для очень узкой, но наиболее развитой прибрежной полосы, где сосредоточено более 90 % всего населения страны. Остальная территория находилась в руках тех, кто жил в бедуинских палатках. На необъятных просторах пустыни и в оазисах пропагандировался лозунг Каддафи о том. что вся земля принадлежит Всевышнему и никому другому, и потому каждый верующий может обрабатывать столько земли, сколько ему это под силу. На языке жителей пустыни это переводилось как обещание не трогать бедуинских обычаев, а, значит, не трогать и берберскую элиту, что устраивало и центральные власти, и местные бедуинские кланы, и племенных вождей.
На начальном этапе существования нового режима бедуинские лидеры поэтому заняли нейтральную позицию, пристально наблюдая, как Каддафи и его сторонники укрепляли свою власть, расправившись сначала с представителями "старой" королевской знати, поднявшими бунт в Феззане, а затем и с военными группировками либералов, попытавшимися заменить леворадикальную часть СРК у руля управления страной.
Важной составной частью джамахирийской системы стала сеть революционных комитетов. Первоначально им отводилась пропагандистская и просветительская роль, но постепенно они стали выполнять функцию органов принуждения и безопасности на предприятиях, в учебных заведениях и в вооруженных силах. Революционные комитеты к началу 1980-х годов стали для Каддафи основным средством поддержки режима и борьбы с внутренней оппозицией.
Радикалы из ревкомов, как наиболее воинственные представители промежуточных слоев, претендовавшие на "место под солнцем" весьма ретиво захотели стать частью новой элиты. Но им не хотели уступать своих позиций и вожди племен, представители которых составляли революционное руководство.
Падение цен на нефть в начале 1980-х годов дало импульс более серьезным процессам базисного характера, что не замедлило сказаться на всем характере эволюции новой социальной интеграции, так ярко проявившийся в развитии капитализма в Ливии после 1969 г. Несмотря на имевшиеся достижения, экономика Ливии оказалась в тупиковом положении буквально через пять лет после "нефтяного бума". В условиях сокращения валютных поступлений и импорта, когда основной упор был сделан на внутренние силы, государственный сектор, монопольно владевший средствами производства и распределения, воочию продемонстрировал свои ограниченные потенции. На примере Ливии, осуществившей в 1980-х годах радикальными средствами монополизацию государственного сектора в ущерб всем остальным, была доказана невозможность эффективного строительства не только социализма каддафиевского, но и капитализма периферийного, даже такого, как ливийский.