Неизвестный Кожедуб
Шрифт:
Она обняла меня и стала, пригорюнившись, у ворот, глядя вслед машине, увозившей нас на аэродром.
Мы перелетели за Днестр, в Советскую Молдавию.
Наш новый аэродром находился неподалеку от крупного железнодорожного узла.
Немцам хотелось нанести удар по этому важному объекту, но сделать это им не удалось: хозяевами неба были советские летчики. Авиация противника была вынуждена отказаться от дневных полетов, решаясь на них только под вечер и ночью. Враг стремился вывести из строя наш аэродром.
Дня через три-четыре после перелета
— «Хейнкеля»!
На аэродром заходили две группы «хейнкелей», по девять самолетов каждая. Вылетать было поздно. Пришлось, по приказу командира, разбежаться по щелям.
Слышу — упала одна, другая бомба. Началась лютая бомбежка. Она заставила нас убежать в поле.
Мне казалось, время тянется невероятно медленно. Мерзавцы, летное поле испортят!
Фашисты отбомбили и улетели. Страшно было идти на аэродром. Целы ли самолеты? Не верю своим глазам — все машины целы! Только две бомбы упали на посадочную полосу, остальные угодили в заболоченное место за окраиной аэродрома. Враг бомбил «с недолетом».
Видя, что ночные налеты неэффективны, немцы стали бросать против нашего аэродрома «охотников».
Однажды немецкие «охотники» внезапно выскочили из-за холма. Крайней на аэродроме стояла машина Евстигнеева. Вражеские «охотники» подожгли ее и улетели.
Евстигнеев, сжав кулаки, смотрел на свой горящий самолет. Кирилл редко терял самообладание, но сейчас он застонал, словно от боли, и глухо сказал:
— Какой же самолет был хороший!.. Ну, гады, попадитесь мне только!..
Действия немецких «охотников» были быстро парированы нашими истребителями. Фашисты больше не появлялись.
Летаем на разведку вражеских войск. Под крыльями самолета проплывает чужая земля. Здесь народ еще томится под игом фашизма. Быть может, в эту минуту румынский крестьянин с надеждой поглядывает на небо, видя наши самолеты. Мы чувствуем себя посланцами великой армии-освободительницы.
В середине апреля 1944 года немцы хотели ударом севернее Ясс отрезать наши войска, находившиеся между Прутом и Серетом. В воздух поднялось большое количество наших самолетов. Немцы, в свою очередь, подтянули авиацию. Завязались крупные воздушные бои. В первый день боев севернее Ясс я полетел со своей эскадрильей на прикрытие наземных войск
К линии фронта направлялись восемнадцать «Хейнкелей-111». Самолеты были новые, недавно выкрашенные в светло-зеленую краску — видимо, они были подброшены сюда на подкрепление.
Мы атаковали их со стороны солнца. Немцы не ждали атаки. Я решил сбить крайнего в пятерке. Пристроился к левому бомбардировщику и открыл огонь, словно присосался к вражескому самолету.
Немец завалил вправо и пошел к земле. Вражеская группа завернула на юг, к Яссам.
Анализируя последние воздушные
Иногда в бою, выполняя каскад фигур, на мгновение теряешь сознание. Придешь в себя, сейчас же включаешься в боевую обстановку и снова действуешь на любой высоте, при любой скорости, в любом положении. Это умение выработалось у меня благодаря спортивной тренировке. Даже во фронтовой обстановке я старался найти время, чтобы сделать зарядку.
В бою стискиваешь зубы, задыхаешься от ярости, словно вступаешь в физическую борьбу. Нельзя давать волю гневу, надо держать себя в руках, иначе в горячке можешь допустить ошибку.
Конечно, одной физической силы для победы мало: воздушный бой — это проверка всех моральных и физических качеств советского летчика. Нужно обладать отличной техникой пилотирования, мастерством, а главное, теми моральными качествами, которые свойственны советскому воину. В минуту, когда, казалось, я теряю последние силы, меня поддерживала одна лишь мысль: «Я выполняю приказ Родины, воюю за правое дело Ленина —
Сталина!» В бою советский истребитель дерется до того мгновения, пока бьется его сердце, пока не иссякло горючее в баках, пока не израсходован весь боекомплект, пока самолет держится в воздухе. Владеет им и чувство боевого братства. Иногда после предельного напряжения в бою кажется, что ты не в состоянии драться, но взглянешь на това-. рищей, ведущих бой, и держишься: уходить с поля боя, когда друзья еще дерутся, немыслимо.
Большой моральной поддержкой для меня был голос с земли. Когда, чувствуя крайнее нервное напряжение, я слышал по радио знакомый голос: «Держись!» — то сразу ощущал прилив новых сил.
Слово с земли поддерживало нас не только морально, оно нередко играло решающую роль в выполнении боевого задания.
В дни ожесточенных боев севернее Ясс на радиостанциях наведения переднего края часто бывал заместитель командира авиасоединения подполковник Боровой, опытный боевой летчик. Он прекрасно знал «по полету» всех летчиков соединения, которые летали на прикрытие наземных войск, следил за нашими действиями в воздухе. Его команды, своевременно поданные по радио, случалось, решали исход боя. Они мне очень помогали во время прикрытия войск.
Патрулирую над линией фронта. Напряженно слежу за воздухом. Внизу идет бой. Воздушный враг не появляется. Улетать без боя не хочется, а срок патрулирования уже истекает. Беру курс домой. Возбуждение, какое быва'ет перед боем, проходит, и только теперь ощущаю усталость: это уже третий вылет. Бесплодное ожидание противника иногда утомляет больше, чем бой.
Вдруг слышу знакомый голос с земли. Это говорит Боровой:
— Сокол тринадцать! Сокол тринадцать! Фашисты прилетели. Бей их, бей!