Неизвестный Кропоткин
Шрифт:
Разочарование наступило достаточно быстро, но все же у него оставалась надежда на то, что сама жизнь заставит приступить к строительству общества подлинного народовластия, а не возвращаться к централизованному самодержавному государству. Обстоятельства, однако, складывались крайне неблагоприятно. Провозглашенная большевиками диктатура пролетариата, разгон ими Учредительного собрания, в котором они не получили большинства, устранение из правительства представителей других социалитических партий, - все это вызвало протесты в широких кругах общества. В 1918 году Советское правительство приняло ряд мер, получивших название «политики военного коммунизма». Была национализована
Разгорелась гражданская война, в которой против новой власти выступили и монархисты, и сторонники капиталистического развития страны, и либералы, и эсеры, и социал-демократы (меньшевики). Поддерживая противников режима, страны Антанты начали открытую интервенцию.
Противники «диктатуры пролетариата», среди которых оказались и социалист-революционеры (эсеры), наследники «Народной Воли», возродили применявшуюся ими при царизме тактику индивидуального террора. В Петрограде убиты председатель ЧК Урицкий и комиссар по печати Володарский, а 30 августа 1918 года в Москве совершено покушение жизнь Ленина. Как было сообщено, в вождя стреляла эсерка, бывшая анархистка, прошедшая каторгу Акатуя Фанни Ройд (Каплан).
Две недели в газетах публиковались бюллетени о состоянии здоровья Ленина. А параллельно им шел материал о похоронах Урицкого в Петрограде, во время которых звучали призывы: «На белый террор контрреволюционеров ответим красным террором революции!», «За каждого нашего вождя - тысячи ваших голов!». И вот появился приказ, разосланный наркомом внутренних дел Григорием Петровским всем Советам, в котором было немало грозных слов: «Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников… При малейших попытка сопротивления безоговорочно массовый расстрел…» Вслед за приказом в органе Советов газете «Известия» была опубликована статья ведущего большевистского публициста Карла Радека «Красный террор», провозгласившая: «Пусть будет поднят красный меч массового террора и пусть беспощадно падет он на головы контрреволюционной буржуазии во имя победы народных масс!»
На следующий день «Известия» сообщили о публикации в петроградской газете «Северная Коммуна» первого списка заложников. Его возглавили пять великих князей - родственников царя, министры Временного правительства, банкиры, промышленники. Подобные этому списки стали составляться во всех губерниях, во всех уездах. И газеты запестрели сообщениями о приведенных в исполнение приговорах местных Чрезвычайных комиссий. Эти сообщения не оставляли сомнений в том, что при таком упрощенном раздирательстве в ряд «контрреволюционеров, подлежащих ликвидации», попадало немало невинных людей.
Наконец, в «Известиях» появилось сообщение: «Тов. Ленин почти поправился, ему разрешено заниматься делами». И вот тогда Кропоткин, допускавший, что Ленин в первые дни после ранения газет не читал и о развернувшемся «красном терроре» ему не все известно, счел необходимым обратиться к нему с письмом.
«Многоуважаемый Владимир Ильич!
Я прошу у Вас свидания, чтобы поговорить об очень серьезном вопросе - «красном терроре».
Я уверен, что Вы сами много об этом думали не с легка на него решились, но тем не менее я решился высказать Вам, какое у меня, любящего Родину и революцию, сложилось отношение к террору после пережитого и передуманного об этом…
Озлобление, вызванное в рядах Ваших товарищей после покушения на Вас и убийства Урицкого, вполне понятно. И, как и следовало ожидать от массы людей, мало знающих и мало думающих о таких вопросах, у них неизбежно заговорило прошлое и явилась мысль об ответном терроре. Но, к несчастью, и вожаки Вашей партии ответили не лучше массы…»
Далее Кропоткин обратился к опыту Великой Французской революции и напомнил, что террор Комитета общественной безопасности погубил эту революцию: «Не сознавая того, что они делают, Ваши товарищи-террористы подготавливают то же самое в Советской республике… В русском народе большой запас творческих, построительных сил. И едва эти силы начали налаживать жизнь на новых, социалистических началах среди ужасной разрухи, внесенной войной и революцией, как обязнанности полицейского сыска, возложены на них террором, начали свою разлагающую, тлетвроную работу, парализуя всякое строительство и выдвигая совершенно неспособных ук нему людей. Полиция не может быть строительницей новой жизни, а между тем, она становится теперь державной власть в каждом городке и деревушке. Куда это ведет Россию? К самой злостной реакции…
Открыть эру красного террора значит признать бессилие революции идти далее по намеченному ею пути…»
Ответа не было.
Но вообще Ленин хорошо относился к Кропоткину, ценя, по-видимому, оказанную им, хотя и не без серьезных оговорок на первых порах, поддержку советскому правительству, отказ эмигрировать и призыв к рабочим западно-европейских стран не участвовать в интервенции против советской республики. Так же он был терпим и к В. Т. Короленко, тоже выступавшему с критикой новой власти, и к В. Н. Фигнер.
Еще в 1918 году Ленин подписал охранную грамоту, устанавливающую, что дом в Дмитрове, занимаемый Кропоткиным и его семьей, «не подлежит никаким ни реквизициям, ни уплотнению»: «…как имущество его, так и покой старого, заслуженного революционера должны пользоваться покровительством советских властей». По личному распоряжению председателя Совнаркома в Дмитров Кропоткину доставлялись медикаменты и продовольствие, в том числе присланное с Украины Нестором Махно. Кропоткин встречался с Лениным и не однажды (по-крайней мере два раза, а может быть, и три), сохранились и его письма к Ленину.
Вторая встреча, состоявшаяся 3 мая 1919 года, была записана по памяти Бонч-Бруевичем, предоставившим для нее свою квартиру в Кремле.
…Узнав о желании Ленина встретиться с ним, Петр Алексеевич собрался в Москву. Остановился, как всегда, в Леонтьевском переулке у сестер Выдриных. Позвонил в Кремль Бонч-Бруевичу о своем приезде: «Мне нужно о многом переговорить с Лениным».
В назначенный день за ним был прислан автомобиль. Поехали в Кремль.
…Когда по крутой лестнице на второй этаж поднялся человек, которого именовали в газетах «серебряным князем русской революции», Ленин вышел ему навстречу, взял под руку, проводил в комнату, и усадил в кресло. Сам сел за стол напротив.