Неизвестный Мао
Шрифт:
Дабы уменьшить риск интервенции Запада, 10 мая Мао предпринял отвлекающий маневр, санкционировав переговоры с послом США Стюартом, оставшимся в Нанкине после того, как его покинуло правительство Гоминьдана. Стюарт давно жил в Китае и искренне надеялся примирить Вашингтон с Мао. Несколько десятилетий спустя Хуан Хуа, который в то время был представителем Мао, а впоследствии министром иностранных дел, озвучил намерение Мао: «Мао и Чжоу… не стремились к дружеским отношениям. У них была одна забота: предотвратить американскую интервенцию, которая в последний момент могла бы спасти националистов…»
Для более надежной страховки от ответного
103
Это также послужило источником неверного представления о том, что Лю Шаоци придерживается более жесткой линии, чем Чжоу.
Шквал псевдодипломатии никоим образом не означал, что Мао изменил свою позицию по отношению к Западу. К середине мая 1949 года он отдал приказ о массированном наступлении на Шанхай, и к концу месяца Шанхай был взят. Когда при приближении красных иностранные военные корабли покинули Шанхай, а американские войска быстро оставили свою последнюю базу на материке в Циндао, Мао как никогда верил, что западные державы не вторгнутся в Китай, где они просто завязнут, как показал опыт Японии.
Теперь Мао демонстрировал тотальную враждебность к Западу. В статье за его подписью, появившейся в «Жэньминь жибао», он утверждал, что его иностранная политика состояла в том, чтобы «держать сторону исключительно одного лагеря»: и-бянь-дао. Это вовсе не означало, что он собирался непоколебимо оставаться в коммунистическом лагере. Это означало замораживание отношений с Западом. Через несколько дней американский вице-консул в Шанхае Уильям Олив был арестован на улице, брошен в тюрьму и так сильно избит, что вскоре умер. США немедленно отозвали из Китая посла Стюарта. В конце июля, когда «Аметист» попытался уйти, Мао приказал «нанести по нему удар». «Аметист» ускользнул, но прятавшийся за ним китайский пассажирский корабль затонул.
В том же июле Мао сообщил Сталину, что предпочитает выжидать и не спешить добиваться признания от этих [западных] государств. Сталин ликовал. «Да! Лучше не спешить», — написал он на полях, подчеркнув слова Мао.
Разрыв связей с Западом был подарком Мао Сталину перед их встречей. Мао стремился к этой встрече с того момента, как провозгласил свой режим в октябре 1949 года. Сталин был главным в коммунистическом лагере, и аудиенция была неизбежна. Мао также прекрасно понимал, что необходимые ему сделки заключаются лишь с глазу на глаз.
Визит откладывался целых два года. Сталин водил Мао за нос, манипулируя его терпением и желанием встретиться, чтобы наказать за амбиции, переходящие все разумные границы. Даже став верховным правителем Китая, приглашения из Москвы Мао не дождался. В конце октября 1949 года Чжоу пришлось отправиться к советскому послу и заявить, что Мао хочет
6 декабря 1949 года Мао выехал поездом в свое первое путешествие за пределы Китая. Он не взял с собой ни одного из высокопоставленных соратников. Персоной самого высокого ранга в делегации был его секретарь. Связной Сталина Ковалев полагал, что Мао не желал иметь «китайских свидетелей» унижения, которому наверняка подвергнет его Сталин. На первой встрече Мао со Сталиным не присутствовал даже китайский посол. Мао должен был сохранить лицо, чтобы не потерять власть. Пренебрежение Хозяина ослабило бы его власть над соратниками.
Мао встретился со Сталиным в день приезда и снова заверил в исключительной преданности Китая Советскому Союзу. «Некоторые страны, — сказал он Сталину, — особенно Англия, проявляют большую активность в деле признания Китайской Народной Республики. Однако мы считаем, что нам не следует спешить с признанием». Затем Мао изложил основные просьбы: помощь в строительстве единого военно-промышленного комплекса с акцентом на авиационной промышленности, современной армии и современном военном флоте.
В обмен Мао предлагал значительные уступки. Он, мол, приехал в Москву с желанием заключить китайско-советский договор взамен старого договора между СССР и Чан Кайши. Однако, узнав, что Сталин «решил пока не изменять никаких пунктов этого договора», поскольку расторжение старого — из-за несогласованности с Ялтинским соглашением — может вызвать осложнения, Мао сразу же отступил. «Мы должны поступать так, как выгодно общему делу… сейчас изменять договора не следует». По договору с Чан Кайши СССР получил территориальные концессии. Мао с энтузиазмом предложил оставить их Советскому Союзу. Статус-кво, сказал он, «соответствует интересам Китая…».
Готовность Мао пойти на значительные уступки ради своей цели — получения помощи для обеспечения его глобальных устремлений — не являлась секретом. Сталину только оставалось оценить, как амбиции Мао повлияют на его собственное место в мире. Могущественный в военном отношении Китай стал бы обоюдоострым мечом: ценнейшее приобретение для коммунистического лагеря и для него лично, но в то же время — потенциальная угроза. Сталину требовалось время, чтобы все это обдумать. Стоит ли вообще что-либо предлагать Мао? А если предлагать, то как много?
Мао препроводили в отведенную ему резиденцию, напичканную подслушивающими устройствами, — на сталинскую дачу номер два в 27 километрах от Москвы. Несколько дней его к Сталину не вызывали. Он пристально глядел в венецианское окно на укрытый снегом сад и отыгрывался на своих спутниках. Сталин присылал к Мао разных подчиненных, но все это были мелкие сошки, не уполномоченные вести деловые переговоры. Скорее, как сформулировал Сталин в разговоре с Молотовым, им была поставлена задача: выяснить, что представляет собой Мао, и понаблюдать за ним. Когда связной Ковалев доложил Сталину, что Мао огорчен и встревожен, Сталин ответил: «У нас сейчас много иностранных гостей. Не следует делать исключений для товарища Мао и обращаться с ним по-особому».