Неизвестный Мао

Чжан Юн

По причине крайне неэффективной организации рабочих и вербовки новых членов партии, в июле 1922 года Мао отстранили от участия в II съезде. Это было важнейшее заседание, поскольку именно на нем был принят партийный устав и одобрено присоединение к Коминтерну, что означало формальное одобрение прямого контроля Москвы.

Позднее Мао пытался объяснить свое отсутствие на съезде, заявляя, что «собирался на нем присутствовать», но «позабыл название места, где собирался съезд, не смог найти никого из товарищей и потому пропустил его». В действительности Мао знал в Шанхае многих партийцев и никак не мог случайно пропустить это официальное мероприятие. Его отсутствие на съезде означало, что он мог утратить свой пост партийного руководителя в Хунани. Через него перестали бы

идти русские деньги, и он вынужден был бы выполнять распоряжения других. Эта перспектива побудила его к действиям: сначала, в апреле 1922 года, он посетил свинцово-цинковый рудник, а в мае вернулся в Аньюань, шахтерский центр. Он также возглавил ряд демонстраций и забастовок.

24 октября, когда Кайхуэй произвела на свет их первенца, сына, Мао не было рядом с ней, он участвовал в переговорах, представляя союз строителей. Он назвал сына Аньин: Ань — родовое имя, а ин означало «выдающаяся личность».

В конце мая, спустя год после своего назначения на пост руководителя отделения партии, Мао создал наконец Хунаньский партийный комитет. В нем состояло тридцать членов, большинство из которых не были рекрутированы Мао [6] . Впоследствии будущий председатель, Лю Шаоци, находясь при смерти, рассказал, как комитет работал при Мао. «Я участвовал во многих собраниях, которые проходили в доме председателя Мао, — писал он, — я мог лишь задавать вопросы, это была единственная возможность говорить. В конце председатель Мао всегда говорил, что… партия в Хунани уже имеет свое го лидера и свои особенности — отличные от партии в Шанхае». Лю насколько мог дал понять, что еще на заре своей партийной деятельности Мао демонстрировал свои диктаторские замашки.

6

Общее число членов партии к концу июня 1922 года составило 195 человек.

Тем временем, пока Мао старался наладить отношения с центральной властью, ему выпал счастливый случай. В январе 1923 года большинство партийцев, работавших в Шанхае, с недовольством восприняли распоряжение Москвы сделать нечто странное, а именно присоединиться к другой политической партии, Национальной (также известной как Гоминьдан). Москве нужны были провинциальные коммунисты, которые поддержали бы ее позицию, и она нашла Мао.

Национальная партия Гоминьдан была образована в 1912 году путем объединения ряда республиканских групп. Ее лидером был Сунь Ятсен, в течение некоторого времени занимавший пост временного президента Китайской Республики, до того как власть перешла к военачальнику Юань Шикаю. С того времени Сунь Ятсен не оставлял попыток создать свою собственную армию и свергнуть пекинское правительство.

Эта цель привела Сунь Ятсена в объятия Москвы. Русские разделяли его стремление сместить пекинское правительство, сопротивлявшееся попыткам Москвы занять Внешнюю Монголию, бывшую в то время территорией Китая. КПК была пока слишком малочисленна, чтобы свалить пекинское правительство, поэтому московские посланцы, поискав среди провинциальных руководителей, обнаружили, что единственным, кто соглашался терпеть советское присутствие на своей территории, был Сунь.

Сунь обосновался в Кантоне, столице южной прибрежной провинции Гуандун. Он попросил русских помочь ему создать силу, способную завоевать Китай. В сентябре 1922 года он сказал русскому эмиссару, что хотел бы создать «военные силы, которые получали из России оружие и боеприпасы». В качестве ответной меры Сунь предложил Советской России не только занять территорию Внешней Монголии, но и занять крупную, богатую минеральными ресурсами провинцию Синьцзян на северо-западе Китая. Главный русский эмиссар, Адольф Иоффе, докладывал в ноябре, что Сунь «предлагает… чтобы одна наша дивизия заняла бы провинцию Синьцзян, в Вост[очном] Туркестане, где имеется только 4 тысячи кит[айских] солдат, и не может быть сопротивления». От своего имени он предложил русским двинуться из Синьцзяна и вторгнуться в самое сердце Китая, до Чэнду в Сычуани.

Но Суню были свойственны не только большие амбиции

и никаких угрызений совести. Он руководил крупной партией, насчитывавшей тысячи членов, в его распоряжении также находилась территориальная база с главным морским портом в Кантоне. Так в начале января 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) решило придерживаться «политики… направленной на всемерную поддержку партии Гоминьдан» денежными средствами «за счет резервного фонда Коминтерна». Решение было утверждено многообещающим деятелем — Сталиным, проявлявшим повышенный интерес к Китаю. Таким образом, как писал Иоффе Ленину, Сунь стал «наш[им] человеком]» (курсив оригинала). Сунь стоил «максимум 2 миллионов мексиканских долларов», около 2 миллионов золотых рублей. «Разве же все это не стоит каких-нибудь двух миллионов рублей», — говорил Иоффе.

Москве было известно, что Сунь руководствуется своими целями и использует Россию точно так же, как она использует его. Нужно было, чтобы непосредственно на месте кто-то, желательно КПК, следил, насколько верно Сунь следует линии, намеченной Москвой, и служит ее интересам. Вот почему Москва велела китайским коммунистам присоединиться к Гоминьдану (Национальной партии). На секретном заседании Сталин разъяснил: «Мы не можем открыто отдавать приказы отсюда, из Москвы. Мы будем делать это в конфиденциальном порядке, через Коммунистическую партию Китая и других товарищей…»

Москва хотела использовать КПК в качестве троянского коня, чтобы управлять более крупной Национальной партией, но все лидеры КПК, начиная с профессора Чэня, воспротивились слиянию с партией Суня, заявив, что тем самым отвергается коммунизм и что Сунь является очередным «лживым», «беспринципным» политиком, рвущимся к власти. Москве было заявлено, что финансирование Суня — это «бесцельная трата крови и пота России и, возможно, крови и пота мирового пролетариата».

Маринг, посланец Коминтерна, столкнулся с мятежом. Вот почему Мао был вызван в штаб-квартиру партии. Прагматичный Мао приветствовал стратегию Москвы. Он быстро присоединился к Гоминьдану. Более пламенный революционер, старый друг Мао Цай Хэсэнь сказал Коминтерну, что, когда Маринг выдвинул лозунг «Все для националистов», «единственным, кто поддержал его, был Мао».

Мао не верил в перспективы его крошечной партии, как и в распространение коммунизма. Он недвусмысленно заявил об этом на III съезде КПК в июне 1923 года. По его словам, создать коммунистический Китай можно лишь при помощи русского вторжения. Мао «был настроен так пессимистично потому, — говорил Маринг (председательствовавший на съезде), — что единственное спасение Китая, по его мнению, заключалось в русской интервенции». Мао убеждал съезд, «что революция в Китай должна прийти с севера, с русской армией». По сути, это и случилось двумя десятилетиями позже.

Поддержка московской линии выдвинула Мао в первые ряды партии, приблизив его к Марингу. Здесь он проявил себя, как никогда прежде, поскольку увидел для себя перспективы. Вильде, советский вице-консул в Шанхае, в своем докладе в Москву сказал о Мао и еще одном человеке: «бессомненно хорошие работники». Мао был назначен помощником руководителя партии профессора Чэня. Он отвечал за переписку, документы и ведение протоколов заседаний. Все письма партии должны были передаваться ему и Чэню. Подражая Чэню, Мао подписывался на английский манер: «Т.Т. Мао». Одним из первых шагов, предпринятых Мао и Чэнем, был запрос в Москву на дополнительное финансирование — «с этого момента фронт нашей работы расширяется».

Внедрив своих местных коммунистических агентов в Гоминьдан, Москва отправила в Китай высокопоставленного эмиссара, которому вменялось в обязанности контролировать КПК и националистов и координировать их действия. В августе 1923 года по рекомендации Сталина Михаил Бородин, харизматичный пропагандист, был назначен политическим советником Сунь Ятсена. Ветеран революционной борьбы в Америке, Мексике и Британии, Бородин был прекрасным оратором, обладавшим могучим голосом, энергичным организатором и проницательным стратегом (он первый рекомендовал китайским коммунистам переместиться ближе к русской границе, на северо-запад Китая, что они и сделали десятилетие спустя). Бородин, которого называли «грандиозным», излучал энергию, даже когда был болен.