Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания
Шрифт:
Неизвестно, сколько бы еще так буйствовал Тоу-младший, но тут подоспела полиция, и всадника-дебошира скрутили.
— Эй, уроды! — вопил Хэрри обслуге и посетителям заведения. — Каллигула хотел ввести своего коня в Сенат, а я своего — сделаю членом вашего клуба!
За эту шалость его матери пришлось заплатить огромный штраф. В свое оправдание Хэрри твердил ей, что во всем виноват Нью-Йорк. Это, дескать, он «давит на психику и заставляет выделывать экстравагантные штучки».
В заведении мадам Меррил
Видимо,
На следующий день после скандала в клубе Хэрри показалось, что его соперник Нью-Йорк куда-то подевался. Это весьма разволновало Тоу-младшего. Он забрался на крышу небоскреба, разделся догола и напялил на себя «маску страха». В таком виде, с фонарем, ходил он по крыше дома и вопил:
— Нью-Йорк, отзовись! Где ты?! Откликнись, каменный придурок!.. Испугался «маски страха»? Ну, ничего, я тебя отыщу! Против виски ты не устоишь, старый пьяница, и явишь себя!
После таких «лестных» обращений к Нью-Йорку Хэрри стал швырять прихваченные с собой на крышу бутылки виски. Одна за одной они летели вниз, разбивались о мостовую, вызывая панику среди прохожих.
Слава Богу, никто из них не пострадал.
После очередной подобной выходки сына Тоу-старший стал наведываться с проверками в квартиру Тоу-младшего на Манхэттене. Но Хэрри, чтобы не злить папашу, перенес свой «штаб разгула» в другое место. Он снял апартаменты в самом дорогом публичном доме Нью-Йорка.
Как вспоминала хозяйка этого шикарного борделя Сьюзан Меррил, «Toy-младший вел себя вначале почти пристойно. Правда, страшно орал, если я не приводила ему новеньких проституток. Он постоянно твердил, что “быстро охладевает к прежним”».
Видимо, у мадам Меррил начались перебои с кадрами, и неугомонный Хэрри сам стал приводить в бордель женщин со стороны. Он знакомился с ними в ресторанах или прямо на улице, представлялся известным импрессарио и обещал им великолепную карьеру в дорогих бродвейских театрах. Легковерных дам, пожелавших стать знаменитыми актрисами, Toy-младший заманивал в свои апартаменты, заставлял вначале разыгрывать театральные этюды, а затем избивал их и насиловал.
При этом он угрожал своим жертвам:
— Если вздумаете обращаться в полицию, я вас из-под земли достану! Моя месть будет беспощадна и безгранична!
Мадам Меррил, наконец, не выдержала и заявила на своего буйного постояльца в полицию. Чтобы замять дело, миссис Toy пришлось изрядно раскошелиться. А ее сынок снова бормотал в свое оправдание, будто во всех его бедах виноват Нью-Йорк.
После скандала в борделе Сьюзан Меррил Хэрри заявил матери:
— Я искренне раскаиваюсь. Вам больше не придется краснеть за меня. Старина Нью-Йорк простит меня, если я совершу что-нибудь приятное для него. Я уже думаю над этим…
Обещание свое Хэрри выполнил, но весьма своеобразно. Говорят, после очередной его выходки миссис Toy уже не краснела от негодования,
Меценат нью-йоркских панелей
Чтобы родной город все ему простил, Хэрри решил облагодетельствовать нью-йоркских проституток. Вначале он напоил два десятка жриц любви в ресторане, а потом вместе с ними отправился на Пятую авеню, в самый роскошный магазин города.
Toy-младший шествовал впереди веселой оравы и кричал прохожим:
— У поэтов, художников, актеров есть меценаты. Проститутки — тоже актрисы, только не подмостков, а — панелей. Отныне я стану их меценатом. Приветствуйте меня, леди и джентльмены, я — меценат ньюйоркских панелей!
Толпа пьяных проституток под его предводительством смяла охрану и продавцов и ринулась выбирать платья, шубы, ювелирные украшения.
— Не скромничайте, мои милые пташки! — подзадоривал своих подопечных Toy-младший. — Вы изрядно натерпелись в этой жизни. Порадуйте себя, кошечки, шикарными побрякушками и тряпками! Папаша Нью-Йорк будет весьма доволен…
Разбушевавшиеся жрицы любви и без этих слов вошли в раж. Они хватали самые дорогие украшения, наряды, косметику. Тут же, на глазах ошарашенных продавцов и покупателей, проститутки срывали с себя старое тряпье и облачались в новые одежды: от нижнего белья до платьев и шуб.
Наконец примчалась полиция и угомонила воинство Хэрри. Это его очень обидело. И на следующий день он в отместку, со всего разгона, въехал на новеньком автомобиле в витрину злополучного магазина. Причем сбил несколько прилавков и едва не задавил с десяток продавцов и посетителей.
— Я совершил благородный поступок, а вы, свиньи, помешали мне! — не вылезая из открытого автомобиля, жаловался не понявшим его душевного порыва меценат нью-йоркских панелей.
А управляющий этого торгового заведения через пару дней был наказан отдельно. Обиженный Хэрри нанял на стройке подъемный кран и приказал ночью подогнать его к дому, где жил управляющий магазина. Потом надел «маску страха», пояс пожарного и закрепил себя на крюке подъемной машины. Живущий на десятом или одиннадцатом этаже управляющий проснулся от стука в окно. Понятно, что раскачивающаяся за стеклом образина довела проснувшегося человека до сердечного приступа.
Новое увлечение
Некогда было деятельному Хэрри Кендалу Toy скучать и терять время на долгие раздумья, угрызения совести, уныние.
Но однажды его ненадолго занесло в печальные рассуждения:
— Видимо, Нью-Йорк сыт по горло моими буйными похождениями. Начинаю жить тихо и свято. Вскоре вы меня не узнаете… — сообщил он приятелям. — К черту загулы и сумасшедшее прожигание жизни!..
Что, по мнению Хэрри, считалось «тихо и свято», для многих осталось загадкой. Но на какое-то время он и в самом деле немного угомонился. Может, и впрямь уверовал, будто Нью-Йорк «сыт его похождениями», а может, повлияло новое увлечение.