Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
РЫКОВ. Статистов вы подбирали, не я.
ЕЖОВ. Товарищ Рыков, да что же мы с вами препираемся, право! В конце концов, оба большевики, хоть вы ветеран, а я из молодых, но ведь за суд над Каменевым, — сразу после фашистского выступления Франко в Испании, — вы тоже проголосовали! Тогда вы понимали, как нам важно изолировать мировой троцкизм — особенно в свете прямого выступления фашистов в Испании и борьбы троцкистов против агрессии Гитлера. А сейчас?
РЫКОВ. Тогда Сталин дал слово, что Каменев не будет убит... А его расстреляли...
ЕЖОВ. Каменев имел возможность отрицать свою вину! Кто ему мешал? Кто мешает это делать Крестинскому? Пожалуйста,
Рыков возвращается на скамью подсудимых.
ВЫШИНСКИЙ. Рыков, вы в то время какую занимали должность?
РЫКОВ. Председатель Совета Народных комиссаров СССР и РСФСР... Чернов очень ускоряет события... Вопрос о захвате власти, который я ставил, относился не к двадцать восьмому, а к тридцатому году...
ВЫШИНСКИЙ. Чернов, продолжайте...
ЧЕРНОВ. Мы включили в свою программу запутать семенное дело и тем снизить урожайность... В части животноводства были поставлены задачи: вырезать племенных производителей, добиваться падежа скота, не давать развиваться кормовой базе... Следующий раз я встретился с Рыковым осенью тридцать второго, когда колхозное движение окрепло, кулачество было разгромлено, и деревня уже стала реально ощущать результат индустриализации страны...
На просцениум выходят д е т и, ж е н щ и н ы с г р у д н ы м и м л а д е н ц а м и, с т а р и к и; каждый представляется:
— Я, Маша Прокопчук, меня съели во время голода тридцать первого...
— Я, Клавдия Васильевна Птицына, умерла с тремя детьми во время голода тридцать второго года.
— Я, Сергеев Янко Куприянович, был расстрелян во время голода тридцать второго года, когда сказал, что враги разрушили нашу деревенскую жизнь...
— Я, Левашов Егор, пяти лет от роду, умер рядом с мертвой мамкой, вся наша деревня вымерла от голодухи, и было это в декабре тридцать второго...
Следует музыкальная пауза, в которой звучат песни ударников, воспевающих успехи страны.
УЛЬРИХ. Подсудимый Иванов, подтверждаете свои показания?
ИВАНОВ. Целиком и полностью.
ВЫШИНСКИЙ. Когда вы вступили в контрреволюционную организацию?
ИВАНОВ. Мое первое грехопадение началось в одиннадцатом году, когда я стал агентом охранки...
ВЫШИНСКИЙ. С кем были персонально связаны?
ИВАНОВ. С ротмистром Маматказиным...
На просцениуме — ЕЖОВ.
ЕЖОВ. Я, нарком Ежов... Фамилию Маматказин придумал товарищ Сталин... Есть такое матерное выражение «мамадзагли»... Так он модифицировал его на русский манер... Мы, русские, доверчивый народ... Если поверили, что Бухарин с Каменевым — гестаповские шпионы, — почему не поверить в «Маматказина»? Почему не пошутить? Почему не дать посмеяться тем же обвиняемым? В конце концов, у товарищей обвиняемых трудная работа. Много труднее, чем у актеров. У тех есть суфлер, подскажет, а этим ошибиться нельзя, подведут партию...
ВЫШИНСКИЙ. Продолжайте.
ИВАНОВ. Интересен был разговор с Бухариным в двадцать шестом году. Он прямо говорил, что нужно готовиться к борьбе в открытом бою против партии. Имейте в виду, говорил он, мы даем своими выступлениями программу для консолидации всех недовольных элементов в стране...
БУХАРИН выходит на просцениум.
БУХАРИН. Именно я, Бухарин, будучи
Инквизиция в Испании во всем винила евреев и арабов, сожгла на кострах сотни тысяч несчастных, а чем все кончилось? Тем, что Испания стала окраиной Европы... Кайзер боролся с социалистами и евреями, видя в них все беды, и чем все кончилось? Свергли! То же случилось и с династией Романовых... А Гитлер: «Во всем виноваты большевики, масоны и евреи»... Чем он кончил? Я не хочу продолжать, хотя мог бы... Мог бы, увы... Если Бог хочет покарать нацию, он лишает ее памяти!
ВЫШИНСКИЙ. Продолжайте, Иванов.
ИВАНОВ. Мы на протяжении тридцать шестого года виделись с Бухариным... В частности, в ноябре или декабре тридцать шестого года я перед Бухариным ставил вопрос, что организация разваливается, сами массы разоблачают наших участников, не стали ли мы банкротами?
ВЫШИНСКИЙ. Вы это говорили Бухарину?
ИВАНОВ. Да. Я никогда не видел Бухарина таким яростным и злобным, как тогда... Он поставил вопрос таким образом, что нужно пойти на уничтожение тех, кто решится раскаяться... В тридцать седьмом году у нас тоже был разговор... короткий...
ВЫШИНСКИЙ. Короткий?
ИВАНОВ. Короткий... Была очень большая настороженность... Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в тридцать седьмом к выступлению фашистской страны...
ВЫШИНСКИЙ выходит на просцениум.
ВЫШИНСКИЙ. Ничего не понимаю! Неужели Ежов нарочно торпедирует процесс такими идиотскими показаниями?! Всем известно, что с осени тридцать шестого года Бухарин жил у себя на даче, на Сходне, под домашним арестом... Надо срочно уничтожить всех, кто жил тогда на Сходне: они же могут обмениваться мнениями, они ж знали, что опальный вождь был в полнейшей изоляции... В конце концов, Сходня — не Москва, пара тысяч жителей — ерунда, капля в море... Но предлагать это надо не Ежову.
ЖДАНОВ. Я, Андрей Жданов... Почему вас беспокоит этот вопрос, товарищ Вышинский? По всей стране идут митинги с требованием казнить фашистского изувера и шпиона Бухарина, советские люди требуют кары этому Смердякову от социал-демократии... Пускали к Бухарину или не пускали, — кого это волнует? Поверженный враг обречен на забвение. Через десять лет фамилия Бухарин станет никому не известной... И потом — зачем вы пришли с этим ко мне, а не к товарищу Ежову? Его люди отвечали за следствие, я секретарь ЦК, а не следователь, не мой вопрос, товарищ Вышинский... Вы — обвинитель, вам и карты в руки. Если Иванов лжет, дезавуируйте его...