Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

Семенов Юлиан Семенович

— Убедил, — Ганс вздохнул, — я буду поить змею сливками.

— Ни в коем случае, — рыхло-добродушное лицо Ричарда внезапно закаменело, сделавшись жестоким, безглазым. — Когда придет время, — а оно вполне может прийти, — змейка окажется в залоге, и мы запросим за нее то, что потребуют обстоятельства. И русский медведь нажмет на здешних джентльменов, и джентльмены — во имя налаживания мостов — согласятся с любыми нашими условиями... А теперь мы посчитаем голоса... Меня очень интересует, кто к нам звонил... Я ж коллекционер, Ганси... Я обожаю голоса, особенно

мужские, я люблю их, я близок к оргазму, когда вслушиваюсь в их тембр, чувствую улыбку или горестный вздох... Начнем с посольства русских, — Ричард достал из картотеки насколько компьютерных дисков, — а потом пройдемся по всем русским организациям на этом Острове... И мы получим фамилию человека, отдавшего нам мисс Кент, которую, как выяснилось, зовут Ольга...

...Понятие «напряженность» ассоциируется с совершенно неожи­данными звуками, цветами, воспоминаниями, картинами, отрывками из Библии (особенно Апокалипсиса); но если абстрагировать это понятие от индивидуумов и вывести какое-то общее, единое для всех ощущение, то им, скорее всего, окажется натяжной звук струны, готовой вот-вот оборваться.

Это может быть гигантский трос, составленный из тысяч металлических нитей, на котором зависла тяжелая водородная бомба и нити звонко лопаются — одна за другой...

Это может быть натяжение единственной скрипичной струны в руках Паганини, — где же предел выносливости тонюсенькой металлической нити?! Струна не может более терпеть ярости гения, обрушивающего на нее удары, требующего смычка в невероятно сильных руках неистового Николо...

...Скрипичная струна... Постоянный, тонкий звук, изводящий душу томительным ожиданием — вот-вот прервется, это, наверное, и есть типическое выражение понятия «напряженность». Оно слышно в тот момент, когда в бинокль ночного зрения кто-то смотрит, как сладко спит Ольга; также ищуще вбирая, наблюдает за товаром, лежащим в пакгаузе номер 2, не спускают глаз со здания, где расположена фирма «Роу», следуют за Дином, идущим по ночной улице, и Ричардом, лежащим на тахте в тяжелой задумчивости...

...Струна лопнула днем, когда Романенко, миновав паспортный контроль, неторопливо пошел к тем воротам, откуда начиналась посадка на рейс «Лондон—Москва».

К нему приблизился невзрачный мужчина, любезно улыбнулся, протянув упаковку, — небольшой магнитофон, стоит гроши, никак нельзя считать взяткой, сувенир.

— Мистер Грэйв и его подопечные забыли передать вам этот сувенир, мистер Романенко! Послушайте, там кассета с хорошей музы кой, ваш самолет задерживается, если будет скучно, развлечетесь...

А потом вспомним об этой незадаче в Москве... Меня зовут Роуз, легкое имя...

Романенко толком и не понял, что этот самый Роуз сказал ему; потом подумал — а вдруг бомба? Зайдя в магазин «Фри шопа», открыл коробку, вытащил диктофон, повертел его в руках, включил с опаской и сразу услышал свой измененный голос из автоматной будки: «Мистер Ричард, плииз»...

Он выронил диктофон из рук; тот разбился; продавщицы выскочили из-за прилавков; Романенко достал (руки тряслись, как у

алкоголика) нитроглицерин, бросил под язык таблетку и только после этого, опустившись на корточки, быстро достал кассету, сунул ее в карман, махнул рукой на разбитый диктофон, мол, не беда, выбросьте, и кинулся к туалету...

Ольга разложила перед Дином фотографии мужчин и женщин.

— Это Билл, — она ткнула пальцем в рыжего клерка, — на обороте я записала все его телефоны...

— Из его книжки?

— Да.

— Но ты не в карман к нему лазала?

— Нет. Он ее часто оставлял на столе.

— Зря ты рисковала... Там могут следить за каждым человеком в любой комнате...

— Я думаю, за мной следят с первой минуты... Ты этого хотел, по-моему?

Дин ответил не сразу; потер лоб, остались пятна:

— Да... Я этого хотел... И я выиграл, Ольга... Я нащупал нить...

— Какую?

— Я не отвечу тебе. Я очень скрытный человек, понимаешь? Я не могу тебе этого сказать, потому что не хочу обременять тебя лишним знанием... Мафия умеет пытать так, что говорят камни...

— Ты — крепче камня?

— Да.

— Ладно... Это Илза Грофман... На обороте все телефоны...

— Спасибо... К ней у меня особый интерес... А почему нет телефона напротив имени Вилли? Хм... Дальше.

— Это Нэлжи Гринфилд...

— О ней я все знаю. Дальше?

— Ганс...

Лондон. Банк.

Билл Нимз вышел из банка, дождался, пока старенький джентльмен сел в «роллс-ройс», окруженный двумя телохранителями, достал телефон из «бардачка», набрал номер и попросил:

— Соедините меня с мистером Грэйвом.

Грэйв снял трубку, кивнул кому-то, сделав странный — не в его темпераменте стремительный — жест рукой и ответил:

— Слушаю.

— Честер, это я.

— Билл?

— Да...

— Черт, я ждал другого звонка. Билл

Нимз рассмеялся:

— Мой звонок вас обрадует: семь штук взяты из сейфа...

— Вы смотрите за тем, куда они уходят?

— Зачем пугать птичку? Главное, мы знаем, где они появятся завтра. Такую сумму не берут просто так... Но район, куда он по ехал, мы блокировали... Мы его вычислим, Честер, вычислим, не пугая...

Л о н д о н.

Тот рыжеволосый клерк, что встретил Ольгу в первый день, кивнул на корреспонденцию:

— Слушай, Лиз, большой босс просил развезти всю эту макулатуру срочно, до обеда.

— Есть, сэр, — смешливо козырнула Ольга. Посмотрев адреса, однако, недоуменно поглядела на клерка. — Но ведь это разные концы города! На метро я прочухаюсь до вечера.

— Возьми велосипед. У нас их пять штук. Обратись к сторожу, подмигни, выдаст новенький.

Спускаясь в лифте, Ольга еще раз просмотрела адреса: на один обратила внимание: «Гавань, пакгауз номер 2, отдел вывоза грузов»; другие были в центре: банки, фирмы, офисы; одно личное, Джиму Асту, Ист Сайд, у черта на рогах; район Джека Лондона, туда пилить два часа. Пилить надо, возможно — это след к тем, кто ждет товар?