Некоторые не уснут. Английский диагноз
Шрифт:
Осматриваясь, я понял, что Аттертон так и не закончил сборы. Как мне показалось, он начал паковать одежду в коробки в главной спальне, и книги в гостиной, но не закончил, будто ему что-то помешало.
Все поверхности на кухне были усеяны мусором, произведенным за последние несколько дней его проживания, металлическое ведро у задней двери доверху заполнено. Сама дверь была заколочена оторванными с пола досками. Аттертон ел из консервных банок и нормировано использовал воду, набранную в несколько эмалированных кувшинов. Возле плиты лежала гора дров, поднятых из погреба с сухими продуктами, в котором я нашел остатки его припасов.
Поэтому я пришел
Обдумывая произошедшее с Аттертоном, я угостился крекерами, маринованной сельдью и довольно интересным местным пивом. Я решил подождать до утра, а затем провести беглый осмотр окружающей местности, на тот случай, если Аттертон получил травму, либо полностью сбрендил и бродит там, как Король Лир по проклятой пустоши. Потом я доберусь до ближайшего населенного пункта и уведомлю власти о состоянии дома и рассудка Аттертона, на тот случай, если потребуется организовать более тщательный осмотр местности, или отследить его местонахождение по записям авиакомпаний и т. д. А пока я расположусь в гостиной, где разведу огонь. Спать буду в кресле, завернувшись в одеяла.
С помощью расставленных по комнате масляных ламп и ревущим в камине огнем, я изо всех сил старался ослабить гнетущую мрачность этого места. Признаюсь, этот дом и его атмосфера сильно меня беспокоили. Все окна были заколочены и укреплены кусками древесины, к каждой двери внутри дома прибиты подковы. Ветер бесновался снаружи, в ветвях деревьев, сотрясал стены и завывал под балками комнаты. А когда наступила ночь, вся структура дома была охвачена всевозможными стонами, скрипами, стуками и сквозняками. Как Аттертон собирался жить здесь один, целый год, было вне моего понимания. Само по себе такое решение уже предполагало наличие психического расстройства. Казалось, его святилище быстро стало тюрьмой. И эту теорию подтвердило то, что я нашел среди его бумаг.
Кроме его записей, подробно описывавших его домашние хлопоты, ремонт и намерение разбить огород, я обнаружил несколько сильно исчирканных карт. На них были отмечены тропы, которыми он ходил, водоемы, где он ловил рыбу, круг камней на возвышенности к востоку от участка, и неряшливая пачка набросков углем. Среди рисунков были изображения дома с разных углов, пойманной им форели и церкви, которую я уже видел. Я счел, что все эти работы были сделаны еще до того, как одержимость камнями взяла верх. Дело в том, что там было множество притирочных копий, снятых с рунных камней на холме, и десятки набросков этого круга изнутри и снаружи. И пролистывая бумаги, я заметил, что он начал сопровождать рисунки подписями. Одна страница особенно привлекла мое внимание. Она была озаглавлена «Снято с Длинного Камня», и представляла собой притирочную копию с выветренного гранитного дольмена. Ниже он добавил к грубому оттиску подробное пояснение в виде рисунков в разрезе и дополнительных набросков. К этим убедительным орнаментам я сразу же испытал отвращение.
«Кто я такой, чтобы судить об этом?» – написал он внизу страницы.
Действительно, кто? Если верить наброску Аттертона, на камне был вырезан силуэт кого-то существа, слишком высокого и тощего, чтобы быть человеком. Его длинные обезьяньи конечности заканчивались копытами. По-видимому, оно шагало через всю поверхность камня и тащило за собой за волосы более мелкую фигуру. Вторым персонажем на рисунке, похоже, был ребенок. И существо увлекало его к какой-то вырезанной в другом конце камня груде,
Уверяю тебя, мои глаза не стали задерживаться на этом наброске. И я начал проявлять более пристальный интерес к дикому завыванию ветра в маленьком доме. Балки выслушивали эту пламенную речь налетающих со всех сторон порывов. И я сразу же вспомнил, что шум сильного ветра может создавать звуки присутствия в пустых комнатах, особенно в тех, которые над головой. Еще у меня было подозрение, что силы природы готовятся к чему-то, или предвещают чье-то прибытие. Я мог бы поклясться, что в ветре было ощущение какого-то ожидания.
Ознакомившись с последним эскизом Аттертона, признаюсь, я вылез из кресла, чтобы выбросить его из окна за головой.
Дело в том, что последний рисунок представлял собой грубый, сделанный нетвердой рукой отпечаток следов, которые, как утверждал Аттертон, он обнаружил за воротами, в задней части сада и под окнами гостиной. Это были отпечатки определенно двуного существа, близкие по форме с человеческой ступней, за исключением размера и длины когтистых пальцев, включая шестой на пятке. Как у кошки, которым она потрошит свою жертву. В качестве примечания Аттертон также добавил дату произведения. Это было за четыре дня до моего прибытия. Рисунок он снабдил комментарием: «Ни подковы, ни огонь его больше не сдерживают, и оно собирается проникнуть в дом».
Я пытался убедить себя, что это скорее вымышленное свидетельство зародилось в глубоко потрясенном рассудке. Доведенном до крайности фантазиями и гипотезами, заблуждениями и подозрениями, ветреной суровостью климата и призрачной атмосферой ландшафта.
Я отложил наброски и, крепче сжав кочергу, постарался найти более походящее отвлечение от тьмы и не утихающего ветра, чем иллюстрации Аттертона. Попытался читать «Большие надежды» Диккенса, но моя концентрация неоднократно прерывалась внезапными порывами ветра за стенами гостиной, отчего фундамент сотрясался, и свечи начинали мерцать. Но вскоре после полуночи я к счастью поддался усталости, вызванной путешествием, свежим воздухом и новой обстановкой, и задремал в кресле. Ни сердитый рев ветра, ни глухой стук по крыше не мешали больше моим векам сомкнуться.
Но довольно скоро громкий грохот, наполненный треском дерева, разбудил меня и заставил вскочить на ноги.
От огня в камине остались лишь красные угольки, и две лампы потухли.
Страшный шум исходил из передней части дома, и самого уязвимого места, как кричал мне внутренний голос. Ранее я сломал основной замок, хотя при этом две металлические задвижки остались на месте. И это была единственная точка доступа, не укрепленная шестидюймовыми гвоздями и балками. Я предполагал, что Аттертон не стал блокировать этот выход на случай побега. Неспособный провести еще одну ночь в этой ловушке, как кролик в норе, он, должно быть, рванул отсюда в свое последнее утро.
Держа в руках лампу и небольшой топорик, которым я рубил щепки для растопки, и спотыкаясь, я двинулся через гостиную и темную кухню в маленькую прихожую возле входной двери. И тогда мне в голову пришла мысль: может, это Аттертон пытается проникнуть в дом?
Кто знает, сколько часов он пробыл в лесу? К тому времени он мог быть уже полусумасшедшим. Но когда я увидел состояние двери, тут же стряхнул с себя остатки сна. И сразу отказался от теории о пытающемся вломиться Аттертоне. Кроме того у меня не хватило даже духу позвать его по имени.