Некоторые не уснут. Английский диагноз
Шрифт:
Пикеринг, идущий впереди, остановился и посмотрел на следующую статую. Помню, он съежился в тени фигуры и уставился себе под ноги, будто боялся поднять глаза. Я встал рядом с ним, но тоже не смог долго смотреть на статую. Рядом с уродливым типом в накидке и большой шляпе стояла маленькая фигурка в рясе с капюшоном, из рукавов у которой торчали какие-то похожие на змей отростки.
Я не хотел идти дальше и знал, что эти статуи еще долго будут мне сниться в кошмарах. Оглянувшись на ворота, я удивился, как далеко мы от них ушли.
– Я,
Тот даже не стал называть меня трусом. Видимо, не хотел ссориться и оставаться наедине.
– Давай просто заглянем в дом по-быстрому, – предложил он. – Стащим оттуда что-нибудь. Иначе никто не поверит.
Одна мысль о приближении к белому особняку с его глядящими на нас окнами, заставила меня занервничать. Дом был четырехэтажным, и в нем, похоже, были сотни комнат. Окна верхних этажей были темными, поэтому за ними ничего не было видно. Окна нижних этажей были заколочены досками от посторонних.
– Нет там никого, зуб даю, – сказал Пикеринг, пытаясь подбодрить нас. Но на меня это не подействовало. Он уже не казался таким смышленым и крутым как раньше. Просто глупый мальчишка, который не понимает, что творит.
– Не пойду, – сказал я.
Он отошел от меня.
– Ладно, я пойду один. А потом расскажу всем, как ты остался ждать снаружи. Его голос звучал слишком мягко для обычной угрозы. И все же я представил его ликующую рожу, когда нас с Ричи назовут «зассыхами».
Несмотря на то, что я перелез через ворота и зашел так далеко, моя роль будет ничтожной, если Пикеринг дальше пойдет один.
На статуи мы больше не смотрели. В противном случае, вряд ли дошли бы до ступеней, ведущих к огромным железным дверям особняка. Впрочем, дорога к дому не заняла много времени. Даже делая медленные и неохотные шаги, преодолели мы весь путь очень быстро. На ватных ногах я проследовал за Пикерингом к дверям.
– Зачем двери сделаны из металла? – спросил он меня.
Ответа у меня не было.
Пикеринг надавил обеими руками на двери. Одна из них скрипнула, но не открылась.
– Заперто, – констатировал Пикеринг.
Но когда он снова толкнул скрипучую дверь, на этот раз, навалившись всем телом, я заметил, что в окне второго этажа что-то мелькнуло. Какая-то бледная фигура. Как будто она появилась из темноты и нырнула обратно, быстро, но грациозно. Это напомнило мне всплывающего на поверхность темного пруда карпа, который тут же исчезает, едва блеснув белой спиной.
– Пик! – прошептал я.
Тут в двери, на которую навалился Пикеринг, что-то лязгнуло.
– Открыто, – воскликнул он, уставившись в узкую щель между железных дверей.
Я не мог отделаться от мысли, что дверь открыли изнутри.
– Я бы не ходил, – сказал я. Он улыбнулся и жестом велел мне подойти и помочь расширить щель. Я остался стоять на месте, глядя на окна верхних этажей. Открывающаяся дверь издала скрежещущий звук. Ни говоря ни слова, Пикеринг вошел
Тишина была такая, что в ушах у меня гудело. По лицу у меня стекали струйки пота. Мне хотелось убежать к воротам.
Лицо Пикеринга вновь появилось в дверном проеме.
– Давай быстрее. Посмотри, сколько тут птиц, – произнес он, задыхаясь от возбуждения, и снова исчез.
Я заглянул в дом и увидел огромный пустой холл с лестницей, ведущей на второй этаж. Пикеринг стоял посреди помещения и смотрел на пол. Деревянные половицы были устланы высохшими трупиками птиц. Сотни мертвых голубей. Я зашел внутрь.
В холле не было ни ковров, ни штор, ни ламп – лишь белые стены и две закрытые двери напротив друг друга. Птицы были очень тощими, у большинства сохранились перья, от других остались только кости. А некоторые уже превратились в прах.
– Они залетели сюда и умерли от голода, – объяснил Пикеринг. – Нужно будет собрать черепа.
Он по очереди подошел к каждой дери и попытался открыть, подергав ручки.
– Закрыто, – сказал он. – Обе закрыты. Давай поднимемся по лестнице. Посмотрим, нет ли чего в комнатах.
Я вздрагивал при каждом скрипе ступеней под нами, поэтому попросил Пикеринга идти с краю, как я. Но он меня не послушал и побежал вверх по лестнице, топая как слон. Когда я догнал его на первом повороте, меня снова посетило странное чувство. Стало душно и жарко, словно мы оказались в каком-то тесном пространстве. Преодолев всего один пролет, мы оба буквально взмокли от пота. Мне пришлось прислониться к стене.
Пикеринг посветил фонариком на второй этаж. Мы увидели лишь голые стены пыльного коридора. Откуда-то сверху проникал слабый солнечный свет, но его было не достаточно.
– Идем, – сказал Пикеринг, не оборачиваясь.
– Я иду на улицу, – сказал я.
– Мне нечем дышать. – Но начав спускаться, я услышал, как где-то внизу со скрипом открылась и закрылась дверь. Я замер, и услышал, как в ушах стучит кровь. Меня прошиб ледяной пот. Что-то очень быстро и как-то боком пересекло столб света, падающий сквозь открытую входную дверь.
Глаза у меня закололо, голова закружилась. Боковым зрением я видел лицо Пикеринга, глядящего на меня сверху, со следующего лестничного пролета. Он с громким щелчком выключил фонарик.
Существо в холе двинулось снова, в обратно направлении, но задержалось у края полосы света. И принялось нюхать грязный пол. От одной его манеры двигаться мне стало дурно, и я готов был упасть в обморок. Мне показалось, что это женщина, хотя в таком преклонном возрасте пол не всегда понятен. Голова была почти лысой, а кожа – желтого цвета. Существо больше походило на куклу, сделанную из костей и облаченную в грязную ночную рубашку, чем на пожилую даму. Да и как пожилые дамы могли двигаться так быстро? Оно перемещалась боком, как краб, все время глядя на дверь, поэтому лица я разглядеть не мог. Что, впрочем, к лучшему.