Некоторые парни…
Шрифт:
Я оступаюсь. Пока буду придерживаться первоначальной версии, папа не узнает, что произошло на самом деле.
У меня в кармане вибрирует телефон. Я достаю его, снимаю блокировку. Увидев, кто мне звонит вместо того, чтобы прислать сообщение, совершенно не удивляюсь.
– Привет, пап.
– Йен, ты совсем спятил?
Я вздыхаю. Похоже, номер моего отца запрограммирован у мистера Джордана в быстрый набор.
– Нет. Я вспылил и уже извинился. Пустяки.
Практически слышу, как у папы поднимается давление.
–
Откуда эта Х взялась вообще? Существует какое-то тайное Евангелие, сокрытое в подвалах Ватикана, в котором говорится, что у Иисуса было второе имя, типа, Хайрам, Хорацио или вроде того? Почему никто не использует полную версию вместо одной Х? Я только к семи годам сообразил, что меня зовут просто Йен, а не Йен Александр Рассел с тремя восклицательными знаками в конце.
– Йен, ты меня слушаешь?
– Эээ, да, пап.
Упс.
– Молодец, сынок. Ты всю неделю будешь вылизывать шкафчики, вместо того, чтобы работать над подачами и пасами. О, кстати, твой повторный прием был назначен на утро вторника, но теперь нам надо его перенести, благодаря твоей неспособности себя контролировать… в который раз.
Решаю не утруждаться напоминанием о том, как он однажды с такой силой захлопнул дверь, что та слетела с петель, потому что дома закончилось молоко. Или о том, как он стукнул по посудомоечной машине, оставив вмятину, потому что тарелки плохо промылись.
– Ладно, пап, я понял. Я напортачил. Я вычищу эти дурацкие шкафчики и извинюсь перед тренером Бриллом еще раз, идет? – Останавливаюсь перед своим шкафчиком, вожусь с замком несколько секунд. Наконец-то его открываю, когда отец заводит очередную календарную лекцию. Уж лучше бы он опубликовал эту хрень. Тогда мы разбогатеем, и мне не придется рисковать мозгом на поле, чтобы получить хотя бы мизерный шанс на стипендию, наряду с другими игроками команды.
– Да уж, потрудись. На его месте я бы вышвырнул тебя из команды. Тебе нужно преподать урок в плане ответственности. В жизни нельзя просто плыть по течению, говоря все, что вздумается, черт возьми, а потом за это извиняться.
О, мой Бог, такое ощущение, будто я школу взорвал. Возьми себя в руки.
– Я все понял, пап.
– Нет, Йен, не понял. Если бы понял, нам бы не приходилось постоянно говорить об одном и том же, не так ли?
Обожаю его определение понятия "разговор". Я говорю о том, какой ты неблагодарный лентяй, которому никогда не добиться успеха, а ты просто слушаешь.
– Когда вернешься домой, вымоешь мою машину и покроешь ее воском.
По крайней мере, это одна машина, а не все окна в доме. Я выметаю все барахло из шкафчика – пусть уж будет первым, вычищенным мной – и захлопываю дверцу.
– Пап, мне пора. Буду дома
Я еще долго смотрю на телефон, желая раздавить его в пыль, взять ключи и отправиться в путешествие до тех пор, пока дорога не закончится. Когда понадобится еда или бензин, я мог бы подрабатывать в полях, быть официантом, мыть машины. А когда дорога закончится, остановлюсь на пляже, где никто не скажет, какой я неудачник, где не будет сестер, отбрасывающих на меня свои идеальные тени, не будет слышно криков из соседней комнаты с жалобами на каждое мое действие, словно я какой-то гений зла с коварным планом по доведению родителей до безумия изо дня в день.
– Йоу, Рассел!
Резко оборачиваюсь. Зак и Джереми идут ко мне, их бутсы громко стучат по линолеуму. Приблизившись, Зак толкает меня.
– Какого черта с тобой происходит, старик? У нас есть шанс заработать титул. Ты уже пропустил одну игру, а теперь тебя отстранили. Боже, Йен.
Я поднимаю руки.
– Знаю, знаю! Я налажал.
Зак возводит свои голубые глаза к небу.
– Исправь все. Извинись. Напиши проклятое эссе или еще что.
Качаю головой.
– Я пытался. Джордан заставил меня чистить шкафчики на каникулах.
Он ударяет кулаком по металлической дверце. Я морщусь. Вину за это тоже повесят на меня, наверно.
– Ты шутишь? Ты и тренировочный лагерь пропустишь? Йен, клянусь Богу, если мы завтра проиграем, я тебя убью.
Если мы завтра проиграем, я сам себя убью. Я знаю, как важна игра для Зака. В случае победы, Пантеры Лаурел Пойнт впервые сыграют в серьезном чемпионате. Зак – наш капитан, если школа под его предводительством получит свой первый титул, он сможет выбирать между стипендиями колледжей Первого дивизиона.
Джереми кашляет.
– Эмм, чистить шкафчики будешь, значит? Фигово.
Я киваю.
– Не говори. Тут даже кондиционера нет. – Сейчас теплее, чем обычно в апреле на Лонг-Айленде, что само по себе замечательно для всех, кому не придется торчать в помещении, как мне.
– Привет, ребята!
Мы втроем оборачиваемся и видим двух хихикающих девушек, наблюдающих за нами из-под вуалей длинных волос. Веснушки Джереми мгновенно темнеют, у меня сдавливает горло. Но Зак? Он улыбается, быстро кивает, проводит рукой по мокрым от пота волосам и спрашивает низким голосом:
– Как дела?
Девчонки опять хихикают, подходя ближе.
– Танцевальная репетиция только что закончилась, – говорит одна, указывая рукой в конец коридора. Точно. Танцевальный коллектив тренируется в большом зале. На обеих девушках одинаковые просторные футболки, с отрезанными рукавами, завязанные в узел на талии, спадающие с плеч, и с надписью "Лаурел Пойнт Гиперактив" каким-то безумным шрифтом на груди. Эм, не то чтобы я смотрел на их груди.
Зак рассматривает ее с головы до ног.