Некрасавица и чудовище. Битва за любовь
Шрифт:
Моран пропал.
Глава 6
В шуме вереска мне чудился шепот: «Любовь моя, любовь моя». Я упрямо смотрела в арку портала, как будто вот прямо сейчас из нее шагнет Моран. Я так долго не моргала, что второй глаз начала застилать пелена, только никакой не истины, а слез. Зажмурившись, я представила себе, как с лица мужа уходит тьма и его ореховые глаза мне улыбаются. Я почти слышала, как звякают «кости» на его доспехе, когда он прижимает меня в объятиях к своей груди.
– Вам бы поесть, хозяйка. – Тереза
Но в голосе кухарки я безошибочно уловила фальшивые нотки. Нет. Волноваться стоило, и еще как. Прошел месяц, а от Морана не было никаких вестей.
– Ну, нельзя так, – не сдавалась Тереза. – Не едите, не спите, а все плачете ночами. Вы столько слез пролили, что…
Она многозначительно замолчала.
Наверняка горничные насплетничали, что пролитые мной слезы превратились в миниатюрную реку, которая оставила на полу разветвленное русло. И его не получалось вывести никакими средствами.
– Хозяин и раньше не отворачивался от таких опасностей, какие мы и помыслить себе не можем. И ничего. Он же морт’аэн.
Тереза заботливо накинула мне на плечи шаль.
– Не стоит так убиваться. Вот увидите, не сегодня, так завтра он вернется, и вы будете смеяться, что так волновались. Пойдемте.
Я позволила Терезе увести себя от портала в замок.
– Ах, если бы не этот певец. Мерзкий вестник! – неожиданно взорвалась я. – Накликал беду. Вырвать бы ему поганый язык. Та песня о расставании, которую он пропел…
Навязчивая мелодия снова зазвучала в ушах: «И не встретятся вновь, потому что погибла любовь».
– Песни – это просто песни. Они в основном грустные, – заметила Тереза. – Со слезой эти шельмецы выжимают деньгу.
Она с беспокойством поглядывала на меня. Похоже, моя вспышка гнева ее смутила. Да и несколько опаленных магией кустов вереска прямо указывали, что нужно лучше владеть собой.
Но дело было не только в песне. Песня – это так, маленькая, хотя и неприятная деталь. Я просто знала, что Моран в смертельной опасности. Да еще и ритуал накануне такого внезапного отъезда отнял у него много сил. И отсутствует Моран так долго потому, что с ним что-то случилось. Он просто не может вернуться домой. И все мои пролитые слезы не только от беспокойства за любимого, сколько от собственного бессилия. Как я могла ему помочь?
Я глубоко вздохнула и прикусила губу.
– Плохое дело, хозяйка, оплакивать живого, как покойника, – шепотом добавила кухарка, – плохое. Не привлекайте беду. Просто ждите, и все образуется. Ради Варрена вам, хозяйка, нужно быть сильной и помнить, что жизнь не закончилась.
Но Тереза была не такой ведьмой, которая полагается только на слова: она предпочитала действовать. На следующее утро меня ждала коляска с запряженным в нее единорогом. На козлах восседал улыбающийся оборотень Элис.
– Я никуда не собираюсь, – холодно сказала я.
Красавец нетерпеливо встряхивал челкой и пофыркивал. Крошечные копытца звонко
Тереза была тут как тут. Она важно вышла из кухни, вытирая мокрые руки о белоснежный фартук.
– Прогулка вам не повредит, – безапелляционно заявила она, – голова проветрится. Хок! – крикнула кухарка с такой силой, что все ее бесчисленные подбородки задрожали.
И не успела я ответить решительным отказом, как ее сын-великан вежливо, но уверенно посадил меня в коляску.
У меня не было сил сопротивляться. И я вовремя прикусила язык, когда недовольное ворчание уже было готово сорваться с губ. Понимала, что все они хотели мне добра. И Тереза права, прогулка пойдет на пользу. Тем более Красавец давно стоял. Ему тоже полезно как следует пробежаться.
Элис прищелкнул языком, и коляска плавно выехала за ворота. А потом Красавец ринулся вперед. Мы почти летели. Ветер разметал мои волосы, пробирал до самых костей, но зато уносил все мысли из головы.
Оборотень криком приободрил единорога и обернулся.
– Ну вот, госпожа, приятно вновь увидеть вашу улыбку, – сказал он.
– Элис! Останови, я сама хочу править.
После того, как вожжи оказались у меня в руках, вновь началась скачка, от которой захватывало дух. Да, Тереза была кругом права, нужно не забыть и поблагодарить ее. Впервые за долгое время душа наполнилась радостью. Ненадолго я смогла сбросить с себя тяжкие путы уныния.
В замок мы возвращались уже медленнее. Красавец весело трусил по дороге, и можно было наслаждаться видами.
Мы проезжали аккуратные фермы и группки домиков, которые жались друг к другу, словно хотели согреться в лютую стужу. Как же изменились земли! Моран был прав, возрождение замка вдохнуло жизнь в эти края. Нам попадались темные, занятые работой на полях. Они приветствовали нас вежливыми поклонами. А дети, завидев меня, махали руками, а потом, смеясь и закрывая лица, разбегались по домам.
– Нужно почаще выезжать, – сказала я.
– Всегда к вашим услугам, – откликнулся Элис.
Прогулка имела неожиданные последствия. Первая посетительница появилась у ворот на следующий день перед закатом. Рыжие густые кудри выбивались из-под скромного чепца, в руках была корзинка с дюжиной свежих яиц, а в глазах, совершенно невероятного оттенка глазах, лиловых, с серебристыми искорками – плескалось сомнение. Она сказала слугам, что у нее «неотложное дело к самой хозяйке». Отчасти из любопытства, отчасти из-за желания поговорить с кем-то новым я согласилась ее принять.
Женщина настороженно оглядывалась, крепче прижимая к себе свою корзину. Я предложила ей сесть в кресло, но она шарахнулась от него так, как будто вместо бархатной обивки там были разогретые докрасна угли.
– Вы хотели меня видеть? – когда пауза слишком уж затянулась, сказала я.
– Да, госпожа.
Она попыталась поклониться, но с корзиной это было неудобно.
– Итак, я перед вами… Как вас называть?
– Ой, не надо меня никак называть, – запротестовала гостья, да так интенсивно, что чепец съехал набок и показались еще кудри.