Некрасивая
Шрифт:
Лишь только дежурная дама скрылась за порогом, девочки отхлынувшие было от кафедры, прихлынули к ней снова. Теперь уже не Аннибал, а Незабудка стояла на ее возвышении среди класса.
— Mesdam’очки, в последний раз решаем это, — кричала она изо всех сил стуча линейкой по столу. Спичке урока не готовить и завтра «отречься» в его час!
— Отречься! Отречься! И друг за друга стоять горой. Или всем единица или никому! — послышались снова взволнованные голоса.
— А Фея? Она не согласна? Что говорит Фея? — выкрикнул задорный голосок Ляли
— Кто смел сказать это? — послышались звонкие металлические звуки и стройная, красивая девочка в тот же миг очутилась на кафедре. Или ты Грибова, не знаешь меня? Не знаешь, что Надежда Колынцева никогда не предавала своего класса? И даже все ваши нелепые «девчоночьи» выходки покрывала всегда и всюду? И всегда и теперь и завтра будет то же самое. Не смотря на то, что мне глубоко противна ваша лень, слабость, нежелание приготовить несколько лишних страниц я пойду заодно с классом и отрекусь от урока, хотя я и первая ученица у вас и знаю его наизусть.
И закончив с гордым достоинством свою фразу, Фея негодующая тем сдержанным негодованием, которому она была только способна, сошла с кафедры под оглушительное «браво» и аплодисменты подруг.
И вдруг она почти что столкнулась лицом к лицу со мной. Что-то мелькнуло в ее взоре, быстрое как зарница. Усмешка тронула губы и она произнесла, глядя мне прямо в глаза, тоном не допускающим возражений:
— Гродская. Вы конечно последуете общему примеру, и хотя не успели еще войти в жизнь класса, но пойдете с ним заодно и не станете учить заданного историком урока.
Ее голос звучал повелительными нотками, а холодные, серые глаза смотрели, казалось, мне прямо в душу.
— Увы! Урок я этот уже знаю, — с сожалением в голосе вырвалось у меня, но отвечать его я не стану, разумеется, как и весь класс.
Легкая краска заиграла на бледных щеках Феи.
— Когда же вы успели выучить все двадцать страниц? — спросила она небрежно, все еще впиваясь в мое лицо пристальным взором.
— Я учила их раньше в пансионе. Мы проходили это в прошлом году, — отвечала я просто, но сердце мое почему-то сильно билось в груди.
— А! — не то разочарованно, не то завистливо проронила Фея и потом чуть прищурив глаза, проговорила с насмешливой по моему адресу улыбкой: — Знаете ли Гродская вы или действительно какой-то феномен по знаниям и подготовке или же… Или ужасная хвастунья… Право! — уже с чуть слышным смехом заключила она и отошла от меня.
Глава XII
Заговор приводится в исполнение
Он казался очень нервным и встревоженным в это утро. Уже потому как стремительно вбежала в класс его тщедушная миниатюрная, худая до невозможного фигурка в стареньком вицмундире с затертыми локтями, потому как он нервно пощипывал свою сивую клинышком бородку и по сероватой бледности его лица, можно было угадать что учитель истории был не в духе.
Размашистым жестом Бертеньев раскрыл журнал и расписался в нем на скорую руку.
— У нас сегодня, кажется задано великое переселение народов. Готы, остготы, вестготы, гуны и Атилла? Правильно я говорю, барышни? Ась?
Но «барышни» отвечали дружным молчанием на вопрос учителя, точно воды в рот набрали.
Спичка подождал минуту. Потом недоумевающе покачал головой, еще раз обвел класс удивленным взглядом перевел его на страницу журнала, где значились фамилии воспитанниц и снова спросил:
— Вы записаны дежурная по классу госпожа Иглова. Пожалуйте, барышня не угодно ли отвечать, что задано к сегодняшнему дню!
Иглова, высокая, рябая девочка с сильно развитыми скулами, за что и получила прозвище «киргизки» в кругу подруг, с маленькими, застенчиво бегающими глазами, неловко поднялась со своей парты и тихим нерешительным шагом поплелась на середину класса. Она остановилась в трех шагах от учителя, присела и стояла неподвижная и красная, как вареный рак.
— Великое переселение народов, готы и гуны нам заданы на сегодня, Иван Федорович, заикаясь от волнения, залепетала киргизка, — но… но… мы не приготовили на сегодня урока, никто! — обливаясь девятым потом заключила она и судорожно стиснув похолодевшие от волнения пальцы, уставилась в лицо учителя испуганными глазами.
Спичка в свою очередь внимательно взглянул на нее.
— Что это значит, барышня? Ась? С какой это поры вы берете смелость отвечать за других? Ась? — произнес он с заметным раздражением в голосе. — Если поленились выучить урок вы сами, то это еще не значит что вашему дурному примеру, последовал весь класс. Садитесь, барышня! Я ставлю вам единицу. — Ась? Заключил он свою речь любимым словечком.
— Ась! — громко откликнулся чей-то голос с того места, где сидела Аннибал.
— Госпожа Аннибал! Прошу молчать, — строго проговорил учитель, бросив в сторону африканки сердитый взгляд.
— Это не я, Иван Федорович, это эхо! — отозвалась опять Римма, не вставая с места.
— Прошу без эхо. Здесь не пустыня и не лес.
— Не лес! — покорно согласилась Африканка, опустив свою курчавую голову, в то время как остальные девочки сдержанно хихикали в пюпитры.
— Госпожа Аннибал! Пожалуйте к кафедре и извольте отвечать ваш урок! — произнес совсем уже рассерженным голосом учитель.
Аннибал стремительно вскочила со своего места, почти бегом, отчаянно стуча каблуками выбежала на середину класса и оскалив зубы в самой приятной и любезной улыбке, проговорила:
— Как Бог свят, Иван Федорович, мы не учили урока. Никто! Никто! Ни самые ленивые, ни самые прилежные. Как Бог свят, и я, конечно, также ничего не знаю. Мы не могли… Двадцать страниц… — лепетала она улыбаясь своими толстыми губами, сверкая черными глазами и перламутровыми зубками снежной белизны, как будто то, о чем она говорила было удивительно весело и приятно.