Шрифт:
Платформа быстро опустела; остались только Павел, человекоподобная куча у щербатой лестницы и осенний ветерок – ленивый и коварный, как старая, знающая все твои секреты (а потому невыносимая) жена.
Затуманился светом фонарь. Пока спираль не засветилась в полную силу, этот лампион более всего напоминал кошачье око. Павел зачарованно вглядывался в его нутро, покуда глазам ни стало больно.
"Чёрт меня подери, – возникла мысль, – а мир-то сгинул. Свалился в Тартарары".
И действительно, от сумерек и тумана могло
– Эй! Братишка!
От неожиданности Павел вздрогнул. Оказалось, что калика не спал, а просто выжидал, когда "клиент" окажется в пределах досягаемости, и теперь протягивал миску дряблой, давно немытой рукой. Второй руки – судя по пустому, заправленному внутрь пиджака рукаву – у него не было.
В глаза бросились грязные длинные ногти, и Павел брезгливо покачал головой, давая понять, что жертвовать не собирается.
– Ну и пошел ты… – калека кратко обозначил точку назначения. Причём сделал это в двух гендерно-противоположных плоскостях-направлениях.
Можно было ответить чем-то обидным (обычно, Павел так и поступал), но сегодня не было настроения. Правильнее сказать, настроение было диаметрально противоположным.
"Я уже там, дружище. – Павел тряхнул головой. – Куда ты меня послал".
Он погремел в кармане мелочью, зацепил несколько монет и наклонился опустить их в миску.
В это мгновение произошло нечто странное. Вместо того чтобы принять монеты, миска дёрнулась, взлетела вверх, выбрасывая из своего чрева остальные медяки. Кругляки побежали по асфальту, весело звеня и подпрыгивая.
Павел удивлённо поднял голову и упёрся взглядом в алую розу, что распускалась на груди у нищего. В центре большого сочного лепестка зияла маленькая чёрная точка, из этого глазка с противным звуком выплёскивались пузыри и брызги.
"Лёгкое пробило, – отрешённо подумал Павел и подивился своему хладнокровию. – Допрыгался убогий".
Нищий поднял руку, ткнул пальцем в темноту и хотел что-то произнести, однако слов не получилось. Кровь хлынула изо рта потоком, покрывая асфальт, и медяки и Пашкины ботинки.
Зрелище было настолько неожиданным (в самом страшном смысле этого слова), что Павел замер в ступоре.
Первым очнулся ветерок – пробежал по макушкам берёз, зашумел листвой, фонарь согласно качнул головой, и монеты ответили мистическим ало-жёлтым отблеском.
Павел подумал об Индии, о богине Кали и её грозных слугах: "Золото в крови". Мистический бред последних дней приобретал реальные очертания. Некролог больше не казался дурацкой шуткой.
– Закуривай!
Капитан толкнул по столу пачку "Кэмэла" (зажигалка лежала поверх коробочки), и Павел подумал, что он
"Ему бы домовёнка Кузю играть. В детском театре… Кузя в ТЮЗе…"
Мысль получилась смешной, но Павел испугался этой крамолы до чёртиков. Он сидел на жестком металлическом стуле, прикрученном к полу, руки его были измазаны чёрной краской (снимали отпечатки пальцев), а ботинки покрывала жуткая корка – смесь крови и пыли.
Вид грязных ботинок угнетал более всего.
"Что если убийство повесят на меня?" – от такого предположения по спине пробежали мурашки и кожа на затылке заиндевела.
Дрожащими руками Павел вытащил сигарету, затянулся и тут же закашлялся.
– Не куришь, – заключил капитан. – Так я и думал.
Фраза была произнесена с финальной, подчёркивающей интонацией. Будто до этого момента полицейский ещё допускал возможность поверить Пашке, но теперь окончательно в нём разочаровался.
Приказал: – Рассказывай!
Павел развёл руками, как бы спрашивая: "О чём?", в тоже время, понимая глупость такого вопроса.
– Не знаешь с чего начать, – помог капитан, – начинай в хронологическом порядке. Подробно.
Павел рассказал, что ему двадцать шесть лет, что он живёт в "сталинке" вместе с бабушкой, на проспекте Луначарского: "Второй подъезд… ближайший к мусорке, там ещё лужа". Нигде не замечен, и ни к чему не привлекался. "В смысле, не находился под следствием", – капитан кивнул, что понимает и Павел продолжил.
Учился хорошо, на четвёрки и пятёрки… После школы поступил в институт… аграрный – там меньше конкурс. После института пошел на курсы по информатике и программированию. Успешно окончил.
– Теперь работаю фрилансером в газете. Не женат. Вредных привычек не имею.
– Чем работаешь? – уточнил капитан.
– Фрилансером. Это внештатный корреспондент, по-английски.
– Что за газета?
– Интернет-издание, – ответил Павел и почему-то покраснел.
– Название у него есть?
– Есть.
Сигарета догорела до половины, серый столбик пепла обвалился в пепельницу без малейшего звука.
– "Вечерняя молва", – сказал Павел. – Название такое. А я веду колонку: "Утки пролетели".
Полицейский эмоционально кивнул. Сказал, что сам потомственный охотник и уважает это дело "до чрезвычайности":
– На тягу выбираюсь редко… к сожалению. Да и вообще… – махнул рукой, словно бы говоря, что времени не хватает даже на самые простые дела, типа поиграть с ребёнком или сходить с женою в кино. Какая уж тут охота?
В этой микроскопической откровенности Павел усмотрел лучик света, призрачную для себя надежду:
– А я? – спросил он. – Что будет со мной? Я же не виноват!