Некромант
Шрифт:
Вообще-то я предпочел бы постричься практически налысо, но посмотрел в зеркало, и вспомнил свою уродски обработанную голову в момент моего прибытия в этот мир, и решил, что раз я уже не нищий, то и выглядеть буду соответственно.
***
Утро. Сигнал колокола. Пора вставать. Поднимаюсь, делаю зарядку — бой с тенью, растяжку, упражнения с мечом. Благо что комната большая, тут есть где развернуться.
Кстати — у наших «конкурентов» таких «номеров» нет. И это еще одно отличие нашей Академии от обычной. Они живут в маленьких комнатах по два человека. И это считается правильным, ибо воин должен испытывать лишения, ведь только так закаляется его душа. Ну и тело соответственно.
Пока скакал с мечом — в дверь постучали. Прячась за дверной створкой, выглянул — Ана. Почему прячась? Да потому что голый, как младенец. Тут спят голыми, или когда холодно надевают что-то вроде ночной рубашки — вне зависимости мужчина ты, или женщина. Спать в ночнушке — это не для меня. Так что уже привык голышом.
Ана моему виду не удивилась — она меня видала во всех видах, как и я ее разумеется. Девушка сразу же занялась уборкой, протиркой пыли, хотя вроде бы и протирать тут было нечего, ну а я закончил комплекс упражнений.
Кстати, работать с мечом я точно стал гораздо лучше. Откуда знаю? Да чувствую это. Переходы из стойки в стойку, уклоны, нырки — все это дается легко, так, будто я родился с мечом в руках. Знаю, откуда дует ветер — Хенель ведь сказал, что оставил мне свои умения. Вот они и начали у меня проявляться — медленно, но верно.
После гимнастики пошел в душ, потом растерся широким жестким полотенцем. Заканчивал мыться уже холодной водой — бодрит, тем более что на город как-то сразу опустилась летняя жара. Зима, она же сезон дождей — закончилась, настало время долгого, очень долгого лета.
Не одеваясь, пошел в гостиную, где уцепил Ану за руку и потащил в спальню. Она вяло сопротивлялась, потом покорилась судьбе и покорно дала себя утащить. В спальне я приказал ей раздеться догола, и опять она так же вяло и заторможено это сделала — как заводная кукла, у которой кончается завод. Раздевшись, осведомилась, в какую позу ей встать, и не дожидаясь ответа приняла коленно-локтевую позу, зная, что я предпочитаю эту позу больше всего. Я в ответ вздохнул, и сообщил, что сегодня утром мне не до игрищ, а я всего лишь хочу ее осмотреть.
Да, опухоль обнаружилась на правом бедре. Пульсирующая, красная, впившаяся в тело черными жгутиками-ножками. На ее уничтожение у меня ушло минут пятнадцать — я уже довольно-таки хорошо поднаторел в уничтожении этой пакости, так что красная погань извиваясь и корчась в муках сгинула, будто ее никогда и не было.
А потом я все-таки не выдержал, прыгнул в кровать, и…случилось то, что случилось. Ана кстати сказать явно получила удовольствие, и какого черта тогла строила рожу, изображая из себя попранную невинность? Кто только сутки с небольшим назад прыгала на мне, запрокидываясь назад и дергая себя за соски? Страстная между прочим девушка, очень даже страстная. Может жениха себе нашла? Потому и сопротивляется?
Мы лежали на постели рядом, успокаивая дыхание, и первое, что я спросил у своей маленькой любовницы:
— Послушай…кто тебя хочет извести? Кто может желать тебе зла? Ну-ка, вспоминай! У тебя есть недоброжелатели?
Ана вздрогнула, потом резко, одним движением села на постели, обхватив себя руками за плечи. Обнаженная спина ее была такой гладкой, такой беззащитной, что я не выдержал и провел по ней ладонью. Ана поежилась, вздохнула:
— Я не знаю. Есть у меня одно подозрение, но…это же не может быть! Не так давно я зашла к тетушке…она увидела меня без родимого пятна, охнула, поздравила, стала расспрашивать, как и чего. Я сказала, что вылечилась в Академии, у самого лучшего лекаря. Про тебя ничего не сказала. Мол, накопила денег и все отдала.
Глаза Аны затуманились, и я криво усмехнулся — да, сын булочника неплохая партия. Вот откуда ноги у ситуации растут! И правда, надо прекращать баловство с девчонкой. Залететь она не залетит — я купил ей амулет от зачатия, но…девчонка честная, она так не выдержит — кувыркаться с начальником и любить другого мужчину.
— Ну, так вот… — после небольшой паузы продолжила Ана, укладываясь рядом со мной. Я обнял ее за обнаженные плечи, привлек к себе. Жалко будет расставаться с девочкой! — Гиом с детства меня знает, мы с ним дружили. Он всегда меня жалел, и как-то даже сказал, что женился бы на мне, даже с таким вот уродством. Только папаша не позволяет, сказал — из дому выгонит, если он приведет такую…меня в дом. А приходил он к моей троюродной сестре. Тетушка-то мне не совсем родная. Ну и вот — у нее трое сыновей, здоровенные такие придурки, вечно меня дразнили, тетушка их ругала, и сестра — она чуть помладше меня. Вот к сестре Гиом и приходил. А как увидел, что лицо у меня чистое, так аж загорелся весь! Мол, пойду к отцу, скажу, что Ана стала красавицей, папаша и позволит на мне жениться! Он в ноги ему упадет! И ушел. А сестра, Берта, такую истерику устроила…сказала, чтобы я больше не появлялась у них в доме, что я разлучила ее с женихом, что я тварь тупая, и чтоб я сдохла.
— А тетушка? Она что сказала? — не выдержал я, медленно теребя двумя пальцами упругий сосок девчонки. Приятно!
— Сказала, что я неблагодарная, что так не поступают с сестрой. Что это она устроила меня в Академию, и что я по гроб жизни ей обязана. Ну и…все. Ушла я от тетушки, как оплеванная. Старший, Веном, еще сказал, что если увидит меня у их дома, и вообще на улице — все кости мне переломает. А как он не увидит, если мамин дом стоит у них в соседях? Я что, к себе домой не должна заходить?
Ана поежилась, и отодвинула мою руку от ее груди. Соски у нее были очень чувствительные, я это знал, но не мог отказать себе в удовольствии их потрогать. Я слаб! Я всего лишь человек, не ангел!
— Постой… — вдруг задумался я — Скажи, а кому отойдет материн дом, если ты умрешь?
— Ну…не знаю — пожала плечами Ана — Родни у меня больше нет, кроме тетушки. Ей, наверное.
— А муж ее где? — не отставал я.
— Заболел, и умер — снова пожала плечами Ана — Он хороший был, тетушка грубая, шумная, а он был тихий такой…попивал, конечно. А кто не пьет? Мастер был хороший — обувь шил. Сейчас вот сыновья тетушкины шьют. А она продает на рынке. Только они дешевую обувь шьют…для бедняков. Из плохой кожи. Да и не особо стараются, так что дела у них не очень идут.
— Вот что…сегодня после занятий будь наготове — я отодвинулся и посмотрел в глаза девушке — Хочу вместе с тобой навестить тетушку. Поздороваться с ней, поговорить на тему: «Как не надо обижать девушек-сирот». Не против?
— Не против — улыбнулась Ана, и вдруг помрачнела — Знаете, какие они сильные, братья? Они выше вас! И в плечах в полтора раза! Их все боятся! Особенно, когда они выпьют! Поговаривают, они еще ночами на улицах пошаливают, но это наверное просто разговоры. Побьют вас! У них и друзей полно — такие же придурки, как и они. Вместе выпивают. Не надо бы вам туда ходить, я боюсь за вас. Пускай Темный этот дом забирает в Пресиподнюю — вместе с тетушкой, братьями и сестричкой. А я и тут, при кухне поживу. А то еще сниму комнатку где-нибудь подешевле, мне много не надо! Крыша над головой, да кровать! Помыться вы мне позволяете в вашем номере, а что еще мне надо?