Некромантисса
Шрифт:
Облачённая в зелёное платье живого мха, встаёт над высоким обрывом некромантисса. Величественна она, исходит от неё свет древней молодости, лучистая колдовская мощь наполняет воздух, воду и землю. Впервые за много лет Лореаса не сдерживает своих сил и не скрывает свой истинный облик. Блеск окружает её, и подобна она Деве Сновидений, поющей жизнь…
Чёрная вода застыла внизу. Поднимается блёклый туман.
Лореаса смотрит на воду.
Она медлит. Как давно она не была дома… Пусть дом этот мрачен и одинок, всё же она скучала по нему. Звери и духи приветствуют её. Долгие, долгие годы прошли, как не видели её здесь! Волки выходят из логовищ, чтобы справиться о
Улыбнувшись, движением мысли с благодарностью отсылает их Лореаса. Не время украшаться. У неё есть дело, и дело это нерадостное…
Погодив ещё несколько минут, Лореаса смыкает веки.
И со следующим вздохом некромантисса падает вниз с обрыва, точно подрубленное дерево — прямо в гиблый холодный омут, туда, где нет ни моллюсков, ни рыб, к чёрным ключам, к могильной тине, к самым Стенам Кошмара.
Тяжёлая вода без всплеска смыкается над ней.
Спустя безмерное время — секунды? Тысячелетия? — Лореаса медленно открывает глаза. Простерев руки как крылья, она парит в неведомых, бескрайних областях, заполненных серым туманом. Здесь нет ни верха, ни низа, ни света, ни тени. Нет цвета и объёма. Глаз различает контуры, но не в силах определить расстояние. Не то вдали, не то вблизи грезятся какие-то гигантские, странные фигуры, но чуть сместишь взгляд, и их уже нет.
Ничто не движется здесь, кроме иллюзий; но всё здесь — иллюзия.
Это Страна мёртвых.
Счастлив тот умерший, что проходит своей дорогой в неведомую Явь, не заметив этих безликих пустот. Разве только тень на миг омрачит его взор. Здесь обитель тоски, которую нельзя утолить, и голода, который не суждено насытить.
Лореаса видит призраков, мельтешащих в бездне.
Это тоскующие души: те, кто при жизни был страшно несчастен, а после неё не может ни уйти дальше, ни вернуться, ни успокоиться в горе и холоде, и жаждет толики тепла, малой толики тепла, лишь малой толики! Но не может её получить и не сможет никогда, потому что нет в нём органа, способного воспринять тепло…
Некромантисса вновь опускает веки, а когда поднимает их, серая муть перед ней уплотняется, сходясь в туманное подобие того обрыва, с которого Лореаса прыгнула в воду. Коротко усмехнувшись, она встаёт на иллюзорную землю.
И земля под её ногами становится настоящей.
Тотчас безумный стон тысяч призраков доносится до её ушей. Нечто подлинное, нечто прочное возникло в безвидности! Это причиняет призракам боль, но вместе с тем наслаждение. Пламя живого мира дарует им надежду согреться и утолить голод. Одной этой надежды достаточно, чтобы немного утешиться, а ведь она обещает больше, больше…
Пусть некогда Лореасе не хватило сил, вдохновения и отрешённости, чтобы запеть собственный Сон Жизни, но она — некромантисса. Она вся звучит им, великим Сном, вырывающим бытие у Смерти. Она — как струна, затронутая пальцами музыканта, как труба органа, переполненная воздухом. Среди чёрного, серого и белого цвета бездны она пылает зелёной весной и рыжей медью осенних трав, аквамарином морских пучин и жидким золотом мёда, лилово-серебряной шалью звёздного
— Идите ко мне, — говорит она призракам, как хозяйка цыплятам. — Я дам вам немного жизни.
— Идите ко мне!
Дрожат и колеблются перед ней горькие тени. Но они не могут сопротивляться влечению, единственному, что составляет сейчас их существо. Они тянутся к жизни, они жаждут бытия. Опасливо и робко они приближаются к Лореасе.
Некромантисса вспыхивает ярче. Изумрудные и золотые лучи пронизывают пространство. Страдальческий вой несётся по вьющимся тучам бесчисленных призраков, но боль им сладка, и она влечёт их, как вино влечёт выпивоху. Упиваясь болью, призраки льнут к некромантиссе. Она едва сдерживает омерзение, но не прогоняет их.
— Идите сюда, — велит Лореаса, — и расскажите о мёртвой порче!
— О… она… она… — доносится шёпот.
— Кто?
— Она кормила нас… кормила Короля мёртвых…
— Кто?!
— Она кормила нас её любовью, её теплом…
Глаза Лореасы сужаются. «Стало быть, — думает она, — речь о ведьме».
— Кто — она? — требует некромантисса. — Назовите её имя.
— О, какая вкусная! — стон доносится в ответ. — Какая сладкая… Гелле, Геллена-лена-лена…
Лореаса хмурится.
— Почему вы не оставили Геллену? Что связало вас с нею?
— Её след… — шепчут призраки. — Она кормила нас ею… а потом вынула её след на дорожке в саду…
— Что?
Волосы Лореасы встают дыбом.
— След невинной… — шепчут призраки, в их голосах восхищение, вожделение, мучительная мечта, — след невинной, живой, тёплой… он алмазный! Он хрустальный!.. он — сокровище!..
Лореаса молчит. Она до крови прокусила губу, и мириады призраков с воплями тянутся к алой капле — пусть эта кровь не человеческая, пусть она холодна как лёд, но это живая кровь.
— Что сталось со следом Геллены? — наконец спрашивает некромантисса.
— Нельзя забыть… — покорно плачут горькие души, — нельзя отказаться… Король, Король захватил сокровище! Хрустальный след достался Королю мёртвых. Король мёртвых придёт за своей невестой.
И лютая, чёрная ярость охватывает Лореасу, ярость ледяная, как гиблые болотные воды. Она наконец поняла, что случилось.
Желая подчинить себе бесплотные кошмары и тоскующих призраков Страны мёртвых, некая ведьма посулила им жертву. И долго, должно быть, подыскивала она столь богатую жертву, чтобы её принял сам Король мёртвых — самую сильную, самую весёлую, самую свободную, выросшую в любви и готовую дарить любовь…
«Геллена!..»
— Я не позволю, — шепчет Лореаса, — я не отдам мою дочь мертвецам и кошмарам.
И она выпрямляется. Все мышцы в её теле напряжены. Исходящий от неё свет становит пламенем, чистым и белым. Пламя обжигает призраков, рвёт и режет их, и они вопят от невыразимой муки, неспособные отказаться даже от такого тепла, неспособные умереть… Громовым голосом Лореаса приказывает:
— Назовите мне имя ведьмы!
6
Кодор давно уже не ездит в дозоры. Теперь он стар, он — отец семейства. Он давно подготовил себе преемника. Но должность Лесничего — пожизненная. Всякий знает, что Лесничие не боятся ни старости, ни увечья, ни колдовства. Даже на склоне лет Лесничий останется грозным воином. Кодор бился с воплощёнными кошмарами в Лесу и с вооружёнными людьми на городских стенах. И сейчас он спокоен.