Некромантка 2
Шрифт:
Мужчина принял рукопожатие, хоть это и было не принято в культурном обществе. По этикету мужчина должен был поцеловать руку женщины, но никак не жать ее. Но вряд ли Имельда оценила бы это в данную минуту. Она взглянула на Мару из-за плеча господина Вельта.
— И вам спасибо, за всю помощь, что вы оказывали мне.
Мужчина лишь фыркнул, проходя мимо них обоих в сторону калитки. У него через плечо была перекинута лямка дорожной сумы. Он бросил фразу на ходу, а Абрахан довольно обескураженно перевел ее:
— Он хочет проводить тебя.
— А?
— Он выйдет с тобой из города.
— Но я же не…
— После того, как заберете мальчика.
— Что? — она обернулась к Мару, — Нет. Исключено!
Мару
— Он все равно собирался уезжать сегодня. Поедете вместе, он может тебя подстраховать.
Девушка вышла из-за калитки, на ее лице было прямым текстом написано, что она думает обо всем этом.
— Нет, я не согласна.
Мару скептично пробурчал нечто в духе «как будто мне нужно разрешение», но Абрахан переводить это не стал. Он прекрасно понимал истинные причины своего друга и переубеждать его не спешил. Он был взрослым мужчиной и прекрасно мог принимать решения сам.
— Не отказывайся, Пешет. Мару может постоять за себя, его помощь не будет лишней.
— Я не хочу втягивать вас в свои проблемы.
Мару закатил глаза, ничего не ответив. Он совершил странный жест в сторону Абрахана, не собираясь как-то еще с ним прощаться. Он отнял от своего лба пальцы в сторону друга, а потом вернул их к своему сердцу. И на этом все. Они никогда не прощались, потому что прощание означало бы, что они расстаются навсегда или надолго. А если сказать «до встречи, мой старый друг», махнуть рукой или вовсе не попрощаться, то тогда складывалось впечатление, что уже к вечеру они снова увидятся. И время ожидания не будет столь долгим.
Имельда тяжело вздохнула, тайно внутри себя все же радуясь, что будет не одна.
— Прощайте, Абрахан.
— До свидания, Имельда.
Девушка улыбнулась и вышла на проспект, догоняя Мару.
Глава 8
Вдвоем они стояли у непримечательного двухэтажного дома на несколько хозяев с крошечным палисадиком перед высоко расположенными от фундамента окнами. Господин главный дознаватель жил в очень простых отдельных комнатах, которые ему выделили городской канцелярией на время, что он будет присутствовать в городе. Жить в одной из келий послушников он отказался, хотя по правилам должен был жить именно там. Но наблюдать за юнцами, что еще не видели настоящей жизни, а потому с благоговением и неистово отдавались вере, он не желал. Вся их назойливая набожность только раздражала. К тому же там было неуютно и холодно, а в его возрасте со здоровьем уже приходилось считаться. Кости ныли каждый раз, когда он промерзал. Милтон ждал весеннего тепла как никогда…
Девушка смотрела на окно, в котором можно было разглядеть тусклый свет свечи. Дознаватель уже не спал или еще даже не ложился. Имельда, облизнув пересохшие губы, вошла в парадную дома. Поднявшись по узкой крутой лестнице, она постучала тихо в дверь. Мару был рядом. Через несколько мгновений дверь приотворилась. Из темного нутра на пришлых гостей смотрел господин Милтон. Он изрядно удивился, увидев перед собой некромантку.
— Пешет? — дверь отворилась шире, — Что ты здесь дел…
Девушка не дала договорить, она распахнула дверь и вошла во временный дом инквизитора без тени сомнений. Мару проследовал за ней тенью. Поспешно закрыв двери на ключ, Милтон поспешил за незваными гостями. — Ты сбежала! — он говорил шипящим шепотом. Впрочем, тихим его нельзя было назвать. — С ума сошла? Что ты творишь!?
— Где Митриш? Куда его увели? — девушка осмотрелась, сделав круг по просторной, скромно обставленной комнате. Здесь не было отдельного кабинета или библиотеки. В одном пространстве умещались и узкая кровать, и рабочий стол с застекленным книжным шкафом, и старое трюмо, и нечто, что заменяло кухню. Без очага, без воды. Просто стол
Милтон словно хлебнул кипятка, скривился.
— Ты явилась сюда из-за мальчишки!? Глупая дура! Ты понимаешь, что наделала? Я бы сумел защитить тебя, сиди ты в камере! Зачем ты вылезла… Как ты вообще это сделала…
— Защитить меня? — Имельда подошла ближе, на ее лице не было никаких эмоций, — Это больше не в ваших силах, господин Милтон. Просто скажите, где мальчик. Куда его дели?
— Делай ты, что я тебе говорил, ничего бы этого не было… — мужчина устало плюхнулся в кресло. В свете всего пары свечей синяки под глазами стали еще темнее, а морщины глубже. Мужчина разом постарел лет на десять.
— Отвечайте, где Митриш!
Она налетела на него, словно голодная волчица, вцепилась здоровой рукой в ворот рубахи, легко приподняв крупного мужчину над креслом. Ткань несчастно затрещала. Ярость, что вскипала в ней бурным потоком ледяной горной реки, придавала сил, а может это сам Морок влиял на нее. Оказавшись вплотную к Васлиду, она почувствовала ладан, перебивающий тонкий запах пота. Мужчина давно не мылся. От него веяло не только грязной одеждой, но и пыльной усталостью. За свою жизнь он пережил даже больше, чем Имельда. И у него не было тех сил, с которыми всю жизнь шла она. Он не был магом, не был валаром, у него в душе не было запасной батарейки в виде чудовища. С ним была лишь его Вера.
Имельда видела, как наяву, осколки его одинокой жизни, утоптанную дорожку его извилистого пути. Он посвятил себя Богу, отдавшись ему во служение, когда в детстве на его глазах нечисть прорвалась в наш мир и истребила почти всю его деревню. В живых остались лишь те немногие, кто успел спрятаться в небольшой церкви под защитой святых стен и старого священника.
Имельда окунулась в этой воспоминание. Для Васлида самым отчетливым в нем были несколько моментов. То, как священник неистово молился перед старой иконой Святого Иосифа, держа в руках обычные деревянные четки. У него не было денег на красивые камни лазурита. Но именно эти четки с обычным деревянным крестом стали для Васлида точкой внимания. Он смотрел, как они трясутся в морщинистых руках священнослужителя, пока за дверьми раздаются предсмертные крики боли и ужаса, и адский вой той мерзкой твари, что рвала его родных на куски.
Другой момент, что Васлид пронес сквозь время в своей памяти и сумел сохранить до мелочей, это поступь девочки с черными кудрями. В тишине ее шаги были оглушающими. На рассвете, когда уже давным-давно все стихло, она решилась выйти из церкви, желая узнать, что случилось с ее родными. Она была младше Васлида на пять лет, но оказалась куда храбрее юнца, у которого только-только пробился мягкий пушок под носом. Он отчетливо помнил, как она вышла на деревянное крыльцо, ее силуэт осветился оранжевым светом восходящего солнца, а потом она неуверенно ступила на снег, усыпанный рубинами застывшей крови. Она плакала, зовя мать и отца. И Васлид дрогнул. Он тоже поднялся и вышел на крыльцо, жмурясь от утренней зари. Та картина, что предстала перед ним, навсегда отпечаталась в его памяти. А вот то, как он нашел истерзанных родителей — нет.
Вокруг церкви, на расстоянии в пару метров снег был не тронут нечеловеческими следами, только брызги крови долетели до него, когда нечисть разорвала не успевшего добраться до спасительного оплота церкви. Тварь не смела подойти к священной земле. Все вокруг было разрушено, но не святые стены. Васлид дрожал от горя и восторженной благодарности. Та ночь навсегда определила его путь.
Имельду рывком перенесло в другое воспоминание, где Васлид уже повзрослел, отпустил волосы и бороду. Его худому лицу она добавляла некой живости и человечности, а взгляд тогда еще не был таким ледяным.