Некромерон

Угрюмова Виктория

— Да где ж его взять, второго, — возопил Архаблог, тыкая пальцем в безответное пространство, — если мы этого…

— Единственного, — вторил ему Отентал, промокая лоб платочком, — едва-едва достали. Из — считайте — тридевятого царства, тридесятого государства. Такие послания сочиняли, на такие уступки пошли. Даже собственный корабль за ним снарядили.

И оба судорожно всхлипнули.

— Надо же, — почесал за ухом Такангор. — Почти как у меня. Только без корабля.

Совладельцы уставились на него в немом изумлении.

— Я направляюсь на службу к герцогу да Кассар, — небрежно молвил

минотавр, одним глотком осушая кружку. — Может, слышали о таком?

Архаблог и Отентал завороженно покивали головами.

— Так что коли у вас ко мне дело, то я свободен до завтрашнего утра. А там снова в путь. Опоздания мне потомки не простят, а времени в обрез.

Совладельцы переглянулись и горячо заговорили:

— Зачем же так скоропалительно решать серьезные дела? Кстати, до замка милорда Зелга удобнее всего добираться от «Мертвой пристани» — там каких-то пару часов пути по удобной проселочной дороге. А вот до «Мертвой пристани» лучше всего спуститься по Нэ-Нэ на нашей ладье с энергичными гребцами. А?

— Могу еще предложить кузнеца, — сказал Архаблог.

— Нет, кузнеца не надо. Зачем мне кузнец, — искренне удивился минотавр. — Оставьте его себе, пожалуйста.

— А вот это вы зря, милейший, — вкрадчиво заговорил Отентал. — С хорошими подковами и хлопот меньше. Не все же бедными копытцами гоцать по дорогам.

И пальцами на столе он изобразил сам процесс гоцания.

Такангора умилило столь тонкое понимание, и он рявкнул:

— Стоящая мысль. Считайте, что мы почти договорились. Теперь поговорим о ваших проблемах. — И крепко пожимая руку сперва Архаблогу, затем Отенталу, представился: — Такангор, минотавр, очень приятно, Такангор. Минотавр.

— Потрясающе, неслыханно, какое благородство, какая отвага… — заговорили совладельцы.

— Итак, вы хотите, чтобы я заменил вашего быка?

— Именно! В точку.

— Тогда расскажите поподробнее о правилах, — предложил минотавр.

— Да они, собственно, никогда не менялись, — растерянно сказал Архаблог. — Разве что позолотили ручки кресел да сменили красный занавес на зеленый в целях безопасности последнего.

— Ну а чем она отличается от других паялп? — наивно уточнил минотавр.

Отентал подавился куском пиракаши, а Архаблог смертельно побледнел. Кровавая паялпа была их личным изобретением, и до сего момента ни о каких других паялпах они слыхом не слыхивали. Перед их мысленным взором пронеслись ужасные картины: во всех городах открываются новые амфитеатры и туда рекой стекаются зрители, в том числе и чесучинцы на своих маленьких лодочках.

Архаблог первым пришел в себя после жуткого видения:

— В основе лежит иллюзия противостояния быка и человека. Последний убегает или сопротивляется, как может. А первый его догоняет и как бы истребляет. Публика волнуется, шумит, кушает горячие пончики.

— А что кровью пахнет? — спросил Такангор.

— Воздух. Всего лишь воздух. Минотавр рефлекторно принюхался:

— Значит, представление без жертв?

— Как же без жертв? — удивился Отентал. — Обязательно с жертвами. Только в нашем случае это иллюзия высочайшего качества. Вместо крови — томатный сок и клюквенный сироп. Кстати, рекомендую, очень вкусный. А для пущей безопасности наденем на рога

мягкие наконечники.

Такангор отчетливо представил себя посреди арены в томатном соке и клюквенном сиропе, визжащую публику на трибунах с горячими пончиками в руках, и ему стало не по себе. Репутация его подмокала на глазах.

— Это что ж получается? — загудел он. — Я стану гоняться по всему амфитеатру за каким-то клоуном, а мальчик в первом ряду скажет маме: «Смотрите, мама, какой большой и глупый дядя с рогами там круги нарезает»? Увольте. Я после такого выступления не то что на военную службу не устроюсь — меня четвертым подавалой при пятом помощнике пекаря не примут даже в этой забегаловке.

Отентал обвел взглядом мрачное помещение «Рыбьей головы» и удивился:

— В этой? Нет, в этой примут…

Тут уж ему на ногу наступил Архаблог.

— Наши клиенты и по ту, и по сю сторону барьера всегда застрахованы от неприятностей. Во-первых, никто и не узнает, что кровь не настоящая. Во-вторых, мы создадим тебе такой имидж, что все армии мира будут рвать Такангора на части и умолять вступить в их ряды. А в-третьих… у тебя папа есть?

— Нет.

— А мама хотя бы?

— Ничего себе — «хотя бы»… Предположим, есть.

— Так вот представь: приезжает она в наш город, заходит на рыночную площадь, а там памятник стоит. И на пьедестале табличка: что возведен он в честь героя Кровавой паялпы, великого воина Такангора — сына такой-то матери.

— А что он будет делать на площади? — удивился слегка захмелевший минотавр.

— Как что? — отвечал еще более захмелевший Отентал. — Назидать потомкам про это самое… славу, мощь и воинскую доблесть.

— А перед отъездом мы тебе рекомендательное письмо дадим с предыдущего места работы, — искушал Арха-блог. — Такое рекомендательное, такое… Не посмеют не взять!

— Соглашайся. — И Отентал попихал Такангора по мускулистой ноге. — Памятник, плюс кузнец с серебряными подковами, плюс немаленькая сумма денег, плюс ладья до «Мертвой пристани», ночлег и питание за наш счет, статьи в газетах — само собой, и сладкое чувство, что ты спас двух людей, которое не купишь ни за какие деньги.

— А противник у меня крепкий? — внезапно спросил Такангор.

— Быкоборец из Вианта, два десятка побед. Но в Кровавой паялпе он никогда не участвовал.

— Тогда плюс стукнуть его пару раз, чтоб не совсем зря на арену выходить.

Тут наконец подоспел Кашхаза с заказанной бульбяксой и оказался как нельзя кстати. Что значит — многолетний опыт работы с клиентом.

Глава 6

Карр Алвин да Кассар всю жизнь боролся с роком, обстоятельствами, родовыми проклятиями, предназначениями и предопределениями. Ему казалось ненормальным расхлебывать кашу, которую много веков назад заварили его предки, каковых он имел счастье знать только по неудачным портретам либо в виде привидений. Привидения в большинстве своем звенели цепями — где только доставали? — и старались прикоснуться к лицу холодным и влажным краем призрачного савана. Этим все родственные отношения и исчерпывались, так что ни гордости за родичей, ни боли утраты, ни праведного гнева в адрес кузена-короля Карр Алвин никогда не испытывал.