«Некрономикон» и шифр Медиума

Фартуш Михаэль

– И ты не пытался остановить эти силы? – недоумевал Межинский, стиснув кулаки. – Ты такая же мразь, как и все остальные. Это только со стороны ты выглядишь каким-то особенным, святым. А душа у тебя такая же чёрная и подлая, как и у всех двуногих.

– Душа у меня чиста и прозрачна, как вода в ручейке весной, – ехидно улыбнулся Медиум. – Ты мне будешь говорить о нравственности. Ты и тебе подобные, которые создали этот мир, где сильный убивает слабого, богатый порабощает бедного, здоровый смеётся над больным, а сытый никак не может понять голодного. Мир, где каждый человек, стремится стать лучше, богаче, здоровее за счёт счастья, благополучия

и здоровья других людей. Плевать на всех – главное, чтобы мне было хорошо. Вот как называется ваш мир. За те пять лет, что я провёл в Тибете, я многое осознал. Я понял, что, если постоянно очищать своё тело и душу, не важно через что – через молитву или медитацию, через милосердие или сострадание, через пост или воздержание – то можно достичь таких высот нравственности и покоя, что никакие внешние стимулы не заставят человека делать противоправные, бессердечные и жестокие дела. Но проблема в том, что один очищается, а другой-нет. Один делает добрые дела, а другой-нет. И между двумя индивидуумами происходит постоянная борьба. Борьба между добром и злом. И зло сейчас уверенно одерживает победу.

– Ты хочешь сказать, что восстанавливаешь статус-кво, – Межинский немного успокоился. – Но пять смертей, которые совершились с твоего молчаливого согласия, на это ты, что ответишь.

– Я сделал все, что смог, эти люди должны были умереть, – спокойно ответил Медиум. – Никакого толку в жизни от них уже не было бы. А смертей должно было быть шесть.

Межинский аж подпрыгнул на месте и вопросительно уставился на Мартина.

– А что ты так удивлённо смотришь? – снова улыбнулся Медиум. – За время нашего разговора ты не задал себе вопрос, почему же ты остался жив из всей этой компании.

– Ну, и почему же?

– Считай, что ты выиграл счастливый билет, – продолжал улыбаться Медиум.

– А если серьёзно, Мартин, – Межинский посмотрел на Медиума с надеждой. – Почему меня оставили в живых?

– Потому что ты единственный из той компании, к которому я испытывал симпатию, – Медиум отвёл глаза в сторону. – Да, да, не удивляйся. Есть такой термин в психологии «стокгольмский синдром» – это когда жертва начинает чувствовать симпатию к своему мучителю.

– Но «стокгольмский синдром» применялся по отношению к заложникам, – возразил Межинский. – Ты же не был ограничен ни в движениях, ни во времени.

– Ты прав, но понятие «стокгольмского синдрома» шире и выделяют так называемый бытовой «стокгольмский синдром», – пояснил Медиум, продолжая смотреть в сторону. – Каждая десятая жертва изнасилования вспоминает, что было всё не так уж и плохо и мечтает быть изнасилованной этим человеком ещё раз и даже завязать с ним романтические отношения. Половина жен, чьи мужья распускают руки, никогда не заявят на него в полицию, потому что жить без него не могут и чем сильнее порой побои, тем сильнее эта страсть и покорность. Так случилось и со мной. Побои и унижения от других я воспринимал очень болезненно, а вот от тебя очень спокойно и иногда даже мечтал, чтобы ты ударил меня ещё так разок. Глупо, не правда ли.

– Но почему я этого не замечал? – спросил Межинский.

– Это потому что я думал, что со мной происходит что-то ненормальное и старался скрыть все это в глубинах сознания, – задумчиво произнёс Медиум. – Это позже появился термин «стокгольмский синдром» и его описание. Поэтому, когда

стали приходить сообщения о смерти твоих дружков я понял, что это связано со мной и что ты тоже скоро умрешь. Ты уже тогда начал работать следователем, и я наблюдал за переменами, происходящими с тобой. Нет, ты не был конченым отморозком, как твои друзья. Ты стал порядочным и честным человеком, и я постоянно думал, что совсем не хочу твоей смерти. Мои мысли материализовались – тебя не тронули, и я решил помогать тебе, так как видел, что ты тоже делаешь очень полезные, нужные и добрые дела.

– Помоги мне в последний раз, – попросил Межинский. – Дай мне адрес этого человека. И больше я тебя ни о чём просить не буду.

– Я тебе довольно доходчиво объяснил, почему я не хочу этого делать, – невозмутимо ответил Медиум. – Не хочешь платить деньги – разгадывай головоломку, которую я тебе предложил.

– Но к этому шифру, черт возьми, нужен ключ, – повысил голос Максим.

– Правильно, а ключ у меня вот здесь, – Медиум прикоснулся рукой к голове. – И его ты не получишь.

– Намекни хотя бы, что это за человек, кем работает, как его зовут или, хотя бы, как он выглядит? – Межинский не терял последней надежды.

– Я что похож на идиота, – Медиум иронично усмехнулся. – Если я тебе дам ещё хоть крупицу информации, ты со своими связями и умом быстро найдёшь этого человека и никакие шифры тебе уже не будут нужны.

– Это вымогательство, – закричал Максим. – Да, я на тебя натравлю полицию, налоговую и прокуратуру. Твою деятельность запретят, а тебя посадят на несколько лет.

– Сколько агрессии и глупости, – невозмутимо ответил Медиум. – Были уже здесь и налоговая, и полиция, сначала с проверками, а потом и как клиенты. Ты думаешь, что я кого-то боюсь и ты набрался храбрости угрожать мне. Мне, Великому Медиуму, которого знает весь город и перед которым снимают шляпу властные структуры. Или ты вспомнил молодость, и решил, что снова имеешь хоть какую-то власть надо мной. Я очень просто могу убедить тебя в противоположном. Я силён и всемогущ, а ты так и остался жалким человечишкой со своими низменными интересами и потребностями.

– Это ты возомнил о себе чёрт знает, что, – Межинский приблизился вплотную к Медиуму и сжал кулаки. – Я думаю всем интересно будет узнать, что ты представлял из себя в детстве. Слабое, жалкое, больное и уродливое создание, которого все унижали и оскорбляли.

Медиум невозмутимо улыбнулся и посмотрел прямо в глаза Максиму:

– Ты неблагодарная тварь, я, кажется, ошибся в тебе, подарив жизнь. Ведь смертей должно было быть шесть. Но ничего, это ведь всё можно исправить. Можно ведь колесо истории отмотать назад.

Межинский от взгляда Медиума почувствовал оцепенение, как и в начале их встречи. Почему-то ослабли ноги и руки, по телу пробежал озноб, а дыхание стало ослабленным.

– Теперь ты ответишь за свои слова, несмотря на мою симпатию к тебе, – продолжал далее Медиум, не ослабляя взгляда. – Ответишь за издевательства надо мной в детстве, ответишь за помощь, которую я оказывал тебе всю жизнь. Я только не пойму, зачем я это делал. Ты ведь ничем не отличаешься от своих бывших дружков – такой же высокомерный, наглый, злой. И как это я раньше не заметил. А теперь, сядь. – Властно приказал Медиум и указал на кресло. – Сядь и внимательно слушай, что я тебе сейчас скажу.